Александр II - [11]

– Государь! – воскликнул с порога генерал-майор Нейгардт, начальник штаба гвардейского корпуса. – Московский полк в полном восстании! Мятежники идут к Сенату! Я их едва обогнал, чтобы донести вам об этом. Прикажите, пожалуйста, двинуться против них первому батальону Преображенского полка.

– Так… – наклонил голову Николай. Не миновала его чаша сия. – Пусть седлают конную гвардию. Дворец пока не покидать!

В кабинет вошла Александра Федоровна.

– Никс! – протянула к нему руки, – У меня сердце не на месте. Я боюсь за тебя! За детей! Вдруг они ворвутся сюда…

– Кавелин! – крикнул он адъютанту. – Приготовь у Эрмитажного подъезда те три кареты. И возьми у Орлова эскадрон!..

Простившись с женой, Николай отправился на Сенатскую площадь. Им двигало желание поскорее так или иначе развязать завязавшийся узел. На площади уже стоял батальон преображенцев. Конные кавалергарды, шесть эскадронов, обогнув строящийся Исаакиевский собор, размещались перед домом князя Лобанова-Ростовского. Здесь же собрался дипломатический корпус.

По воспоминаниям очевидцев, Николай был чрезвычайно бледен, по виду то решителен и грозен, то растерян в высшей степени. В одном мундире с голубой лентой он ехал верхом перед батальоном преображенцев от Дворцовой площади к Сенатской – рядом была дюжина генералов, но вдруг стало ясно, что никто из них не решается взять в свои руки подавление мятежа.

– Дело идет дурно, государь! – сказал вышедший из кареты Милорадович. – Мятежники не хотят уходить с площади, но я пойду уговорю солдат.

– Вразумите их, граф! – отвечал Николай. – Скажите, что их обманывают! Вам они поверят.

Милорадович в объезд, через Синий мост, по Мойке, Поцелуев мост добрался до конной гвардии, ставшей между зданием Адмиралтейства и мятежниками.

– Поедем вместе их уговорим! – предложил он Алексею Орлову.

– Я только что оттуда, – отвечал тот, – и советую вам, граф, не ходить туда. Мой полк скоро будет готов.

– Нет! – запальчиво вскричал Милорадович. – Я не хочу вашего г… полка! Да и не хочу, чтобы этот день был запятнан кровью!

Он взял лошадь адъютанта Орлова. Ряды конногвардейцев разомкнулись, и Милорадович выехал на площадь, с которой его через полчаса увезут смертельно раненным.

В полдень Николай послал Адлерберга к князю Долгорукому, обершталмейстеру императорского двора, а проще говоря – главному конюшему, с приказанием приготовить выезд императрицы-матери и жены с детьми в Царское Село.

Сам же, положась на волю Божию, выехал на Сенатскую площадь, дабы рассмотреть положение мятежников, и был встречен выстрелами. Николай никогда ранее не бывал в бою, но этот свой первый бой он должен был выиграть. Пока же он отступил.

Центр Петербурга опустел. Везде ворота были заперты, магазины закрыты, и только одни дворники изредка выходили из калиток узнать, что делается на улице. Тишина, самая печальная и самая тревожащая, царствовала повсюду, вспоминали после очевидцы.

Александра Федоровна прошла в комнату, где находились дети. Никакого в них не было величия, просто напуганные котята. Уставясь на картину Буше, она внимательно разглядывала глупую веселую даму, к губам которой не менее веселый кавалер в чулках и парике подносил бокал вина. «Ходит птичка весело по тропинке бедствий…» – пришли на ум слова старой песенки. Она вдруг поняла, что тяготило ее – тишина. Плотно закрытые двойные двери отгородили ее от невиданной ранее во дворце суеты, громких разговоров и беготни. Все это волновало, но тишина беспокоила еще больше.

Оставив Машу, Ольгу и грудную Сашеньку под присмотром фрейлин, с маленьким Сашей она прошла в маленький кабинет императрицы-матери.

Им освободили место у окна, пододвинули кресла. Примостившаяся рядом на банкетке истинный друг императрицы баронесса Цецилия Владиславовна Фредерикс не теряла присутствия духа, и ее пустая болтовня производила обычное успокоительное действие. Окна покоев Марии Федоровны выходили на Адмиралтейство, но видны были и набережная, и разводная площадь. Все было заполнено людьми. Вперемешку двигались ряды военных мундиров, конный строй и штатские в темных шубах, шинелях, поддевках.

– Матушка, нельзя ли послать кого-нибудь узнать, что там? – просительно сказала Александра Федоровна и вдруг заметила удивленные глаза императрицы-матери. Да, верно, и самой можно теперь повелевать… но было непривычно.

Послали одного гонца, другого, третьего – они не возвращались. Попросили Карамзина, и бедный старик побежал, и еще несколько раз бегал, чтобы успокоить новую императрицу – император жив.

Падал мелкий снег. К трем часам почти стемнело.

К этому времени петербургский митрополит Серафим и киевский митрополит Евгений также были отправлены уговаривать восставших солдат. В полном облачении, в сверкающих драгоценными камнями митрах отправились они с крестом и Евангелием на площадь. Митрополит Серафим громко заявил перед шеренгой солдат, что перед Богом свидетельствует: воля покойного государя и великого князя Константина состояла в том, чтобы царствовал Николай. Ему кричали, что не верят.

Солдат вывели на площадь обманом. Не за свободу пошли они, а за законного, как им объяснили умные офицеры, «царя Константина и его жену Конституцию». Мужики в серых шинелях не революции хотели, а порядка.