Александр II. Весна России - [91]

Дизраэли и Андраши сразу же потребовали полного пересмотра условий договора, невозмутимо забыв о том, что в недавнем прошлом достигли с русским правительством ряда соглашений, преимущественно секретных.

Как и следовало ожидать, в центре обсуждения снова оказался болгарский вопрос. Двойная игра, которая велась английской делегацией, была очевидна. Обойдя молчанием предыдущее соглашение с Шуваловым, Дизраэли потребовал пересмотра вопроса, требуя сохранения присутствия турецких войск в Болгарии, одновременно добиваясь сокращения срока пребывания русских войск с двух лет до 9 месяцев и требуя, наконец, чтобы Варна и Софийский санджак были отторгнуты от нового болгарского государства. Стесненный тем, что достигнутое в Лондоне соглашение носило секретный характер, Шувалов не мог противостоять всем этим требованиям, однако ему удалось отстоять спорные болгарские территории, которые надлежало вернуть Северной Болгарии, так как уже в Лондоне было решено разделить страну на две части. Северная Болгария становилась автономным княжеством, выбор правителя местным населением был санкционирован султаном; Южная Болгария, получившая название Румелия, пользовалась административной автономией и управлялась христианским правительством, назначаемым султаном сроком на пять лет. Администрация провинции была поставлена под контроль международной комиссии, состоявшей из представителей шести стран — подписантов договора.

Хотя русская делегация не противостояла единому блоку, она могла бы опереться на соглашения, заключенные ранее в Лондоне, однако Шувалов опасался упоминанием об этих соглашениях вызвать раздражение Австрии, а еще более — дать повод для требований странам, которые официально не участвовали в конгрессе. Это особенно касалось Румынии, чьи сетования по поводу передачи Бессарабии России имелись в виду представителями всех делегаций, намеревавшихся разжечь страсти вокруг этой проблемы и лишить Россию завоеваний, полученных в ходе войны.

Независимость Сербии, Черногории и Румынии, несмотря на некоторые изменения границ, прописанные в Сан-Стефанском договоре, явилась победой России. Однако Австрия заполучила контроль над Боснией и Герцеговиной, уступленный ей представителями русской делегации в обмен на согласие Австрии на присоединение Южной Бессарабии к России. Карс, Ардаган и Батум признавались неотъемлемым приобретением России. Однако конгресс оставил в силе условия Парижского договора, касавшиеся режима черноморских проливов, которые Россия стремилась отменить начиная с 1856 г.

Принимая во внимание определенное число значительных уступок, Берлинский конгресс может рассматриваться как поражение России. Именно такой была реакция славянофилов. Аксаков, возглавлявший одну из ячеек движения, вынужден был заявить в присутствии Московского Славянского комитета: «Берлинский трактат — это позор!» А Катков в «Московских ведомостях» кричал о предательстве и полном успехе англичан, которые, по его мнению, благодаря трактату получили решительное влияние на Ближнем Востоке. С целью сохранения престижа и позиций на подступах к Черному морю России требовалось, заключал он, дальнейшее продвижение в Центральной Азии. Этот тезис был широко распространен во всех консервативных кругах, отчаянно требовавших взятия реванша, иными словами войны, которую следовало как можно скорее объявить английским недругам.

Германцы получили в русской прессе не более лестные отзывы, обвиненные в предательстве дружбы, столь долго поддерживаемой с ними Александром II. Генерал Скобелев, один из героев покорения Средней Азии, не уставал повторять: «Наш враг — это Германия. Война с ней неизбежна».

Только либералы подвергли итоги войны и условия мирного договора серьезному анализу и пришли к выводу, что ограничения, наложенные на Россию европейскими державами, были незначительны в сравнении с завоеваниями.

Однако Александр И, поддержавший представителей русской делегации на конгрессе, придерживался гораздо более реалистичного взгляда. Он полагал, что России удалось извлечь из своей победы все, на что можно было надеяться. Один из российских дипломатов отмечал: «Не сочли ли бы мы безумцем того, кто еще два года назад предрек бы столь блестящий результат?»

Милютин разделял этот взгляд и отмечал в своем дневнике, что в восточном вопросе после войны и заключения мирного договора был достигнут значительный прогресс. Он не сомневался в том, что статус Болгарии, даже разделенной и не обладающей всей полнотой политических прав, в обозримом будущем приведет к ее объединению. Бисмарк подтверждал это суждение, указывая на то, с какими преимуществами Россия вышла из войны. Россия, и канцлер имел основания это утверждать, вышла победительницей после конгресса, на котором европейские государства поставили задачу свести на нет результаты ее побед. Парижский договор отныне не заслуживал ничего, кроме как быть забытым, русская армия вернула себе былое величие, а Российская империя в эти годы расширила свои границы как в южном, так и в восточном направлении.

Русской дипломатии, которая в конечном счете проявила себя с сильной стороны в единоличном противостоянии мощной коалиции держав, тем не менее требовалось обновление. Горчаков больше не правил бал. Возраст, болезнь, желание перемен, проявляемое императором, — все это привело к его отставке. Однако Александр собирался отстранить его от дел мягко и элегантно. Горчаков удалился из столицы, взял бессрочный отпуск, отправился в путешествие за границу, и с 1879 г. его обязанности временно перешли к его помощнику, Н. К. Гирсу