Александр II. Весна России - [104]

К числу фактов, привлекавших внимание в тот период, относилась перемена, произошедшая в общественном мнении в связи с балканским кризисом. Своего рода священный союз сплотил русское общество вокруг желания прийти «на помощь братьям-славянам». Но этот кризис, на некоторое время сблизивший власть и общество, в конечном счете привел к обратным последствиям. Либералы и славянофилы, объединившись в порыве солидарности с братьями-славянами, выступили единым фронтом с призывом к правительству, немедленно провести в России политические реформы, которых Россия требовала от правителя Османской империи в отношении христиан. И поскольку Александр II, все мысли которого в тот момент были заняты Балканами, не откликнулся на этот призыв, интеллигенция ловко воспользовалась случаем и направила значительные пропагандистские усилия на муссирование этой темы. Она чувствовала себя еще более раскованно, чем в 1875 г., поскольку правительство в целях предупреждения выступлений, подобных демонстрации на площади Казанского собора, прибегло к многочисленным арестам, намереваясь, избавившись от агитаторов, обуздать оппозиционные настроения.

Вина за происходящие события была моментально возложена на правительство. Ситуация усугублялась тем, что, как только энтузиазм по отношению к братьям-славянам угас, русское общество увидело, в каких тяжелейших условиях оказались русские войска, что досадным образом напоминало период Крымской войны, и неудачный берлинский мир. Несмотря на то, что внешняя политика Александра II, несомненно, упрочила положение России, внешняя канва событий в очередной раз убеждала в обратном, что придавало интеллигенции смелости и предоставляло в ее распоряжение новые аргументы. Возобновить борьбу — вот какой вывод она для себя сделала. Но как?

Общество «Земля и воля»

В 1875 г. народники признали актуальность замечания, высказанного неким Ткачевым: без организации любая борьба застопоривалась. В начале 1860-х гг. появился первый прообраз «Земли и воли», но тогда она представляла собой кружок интеллектуалов, больше готовых к словесным прениям, чем к действию, и которым не хватало организаторского духа. В 1875 г. «Земля и воля» обрела конкретные организационные формы и сразу же распространилась по стране. Прежде всего это касалось, разумеется, столицы, где ее представляли двое персонажей. Одним из них был Марк Натансон, последователь Чернышевского, ветеран народнического движения, в конце 1860-х гг. бывший одним из основных инициаторов движения «чайковцев». Едва вернувшись из ссылки, тайно проживая в столице, он снова взялся за дело. Другой фигурой был Александр Михайлов, совсем молодой человек, только что втянувшийся в революционную борьбу.

Эта нарождавшаяся организация на первом этапе своего существования сумела провести ряд впечатляющих акций, дающих представление о том, сколь многие из числа ее основателей, гораздо больше, чем их старшие товарищи, были заняты непосредственной деятельностью, цели которой заключались в том, чтобы заявить о себе, привлечь новых участников и наносить удары власти, чтобы окончательно ее расшатать. Доктрина к тому моменту была выработана еще не окончательно, но отдельные крупные штрихи уже наметились. В марте 1876 г., как мы уже видели, эти отважные молодые люди организовали необыкновенную по масштабам демонстрацию по случаю похорон студента, которая несколькими месяцами позже получила отклик со стороны рабочих. Необходимо в очередной раз подчеркнуть, сколь значима была эта демонстрация: ее участникам удалось пройти по улицам столицы огромной толпой, состоявшей из студентов и представителей привилегированных слоев общества, прямо на глазах у полиции, которая настолько опешила, что даже не отреагировала на это. О мощи потенциала, заложенного в основании новой организации, свидетельствовал еще один не менее красноречивый факт: устройство побега Кропоткина, крупного анархиста из числа аристократов, который упоминал об этом эпизоде в своих «Мемуарах революционера». Этот побег, сыгравший злую шутку с жандармами, особенно тщательно надзиравшими за столь именитым заключенным, значительно прибавил популярности «Земле и воле».

Но еще более поразительно распространение организации в географическом отношении: она прочно обосновалась на юге страны, вокруг двух центров — Одессы и Киева — и одновременно образовала настоящие коммуны в сельских районах, прилегавших к Саратову и ряду других небольших городов, расположенных вдоль течения Волги. Если более внимательно ознакомиться с этим движением, то окажется, что оно, как и большинство революционных движений, распространялось в тех землях, которые ранее являлись полем деятельности Стеньки Разина и Пугачева, что оно шло по их следам, захватывало лежавшие выше по течению реки очаги раскола, что оно присутствовало везде, где ветер свободы надувал паруса времени.

Однако на сей раз речь шла не о «хождении в народ», а, скорее, о внедрении в народную среду мужчин и женщин, которые займутся среди крестьян деятельностью, призванной сослужить им гораздо большую службу, чем пропаганда: они должны были работать там медиками, фельдшерами, учителями, санитарами, акушерами. Все они стояли на службе народа, а крестьяне прислушивались к ним и укрывали их от властей, так как большинство из них находились на нелегальном положении. Проникновение «Земли и воли» в деревню почти на четыре десятилетия предвосхитило движение за сельскую модернизацию, проведенную теми самыми представителями привилегированных слоев общества, чье существование с беспокойством открыл Ленин и которых он описал в 1913 г. под именем