Александр I - [22]

– Побывали и в моём укромном жилище наши враги. Посмотри, Анна, что французы сделали с нашим жилищем, – грустно жаловался старик.

– Отец, отец! Посмотри! – с испугом и удивлением проговорила молодая девушка, указывая на распростёртого на полу князя Гарина.

– Это русский офицер, я узнаю по мундиру. Он мёртвый, – сказал старик, нагибаясь над Гариным.

Красавица стала на колени и приложила свою руку к сердцу и потом к голове молодого человека.

– Отец! Он жив, дышит, – обрадовалась Анна. – Надо его положить на кровать.

Молодая девушка поспешно приготовила постель и помогла отцу положить раненого офицера.

– Я попробую привести его в чувство, – сказал старик. Он достал из кармана небольшую бутылку с крепким вином, налил немного в стакан, разжал стиснутые зубы раненого и влил ему в рот несколько капель; потом он стал растирать ему виски и лоб.

Живительная влага произвела своё действие; по всему телу князя пробежала дрожь, он открыл глаза и с удивлением посмотрел на молодую девушку и старика.

– Где я? – слабым голосом спросил он.

– У добрых людей, успокойтесь, – ответил ему по-русски старик.

– Пить, ради Бога, один глоток воды!

– Сейчас, сейчас. – Молодая девушка быстро вышла из комнаты и вернулась с кружкой свежей воды.

Раненый жадно глотал воду.

– Спасибо вам, добрая! Скажите, где я? Я ничего не помню, как я сюда попал. Кто вы? так хорошо говорите по-русски, а судя по одежде – вы, должно быть, австрийцы.

– Господин офицер, прежде всего вам нужен покой, говорить вам вредно. Обо всём вы узнаете после. Я промою и перевяжу вам плечо. Анна, нагрей скорее воды, – суетливо распоряжался старик.

– Мне есть хочется.

– О, это хороший признак! Вы скоро поправитесь. У нас есть холодное мясо и яйца – моя дочь сейчас приготовит для вас завтрак.

– Как мне благодарить вас! Ведь я обязан вам жизнью.

Гарин благодарно посмотрел и на доброго старика и на его милую дочь.

– Не волнуйтесь, вам вредно волноваться. Мы обязаны заботиться о вас – вы русский и за нас проливали кровь свою.

Старик искусно промыл рану и крепко забинтовал её. Сергей сильно стонал, но потом ему стало легче.

Анна нарезала мяса, очистила яйцо и поднесла это скромное блюдо к постели раненого.

– Пища подкрепит вас, господин офицер, – сказала молодая девушка.

– Скажите, как зовут вас и вашу прекрасную дочь?

– Я австриец Карл Гофман, а дочь мою звать Анной.

Князь Гарин проглотил несколько кусков мяса и запил вином. Силы его подкрепились, на бледном лице его стал заметен румянец.

– О, как мне теперь хорошо, легко! – весело сказал Гарин и взглядом поблагодарил красавицу. Анна вспыхнула и опустила свою чудную головку с вьющимися пепельными локонами.

– Теперь вы усните, молодой человек, сон для вас будет благодетелен, – укрывая тёплым одеялом князя, участливо сказал старик.

– А французы? – спросил Гарин.

– Не бойтесь, наши враги далеко ушли, – успокоил его старик.

Сергей скоро заснул, хотя спал тревожным сном.

– Ах, отец, если бы нам удалось спасти его! – сказала Анна.

– Он скоро поправится: молодость возьмёт своё, – ответил отец.

– Какой он красивый! У него такое доброе, приятное лицо. Он выздоровеет, отец, не правда ли?

– Надеюсь! За ним нужен только хороший уход.

– О, я буду хорошей ему сиделкой.

– Ах, проклятая война! Сколько сделала она несчастных, сколько невинной крови пролито на этой бойне. Да падёт кровь многих жертв на голову гордого победителя! И слёзы несчастных, осиротевших детей, оставленных отцов, матерей и жён вопиют о мщении!

Старик печально опустил седую голову и сидел в глубокой задумчивости.

Анна не смела прервать размышлений отца; она тоже молча сидела, порою посматривая любовно и ласково на спавшего офицера.

Опять наступила тишина в домике, прерываемая тяжёлым дыханием раненого.

ГЛАВА XI

Австрийский подданный Карл Гофман приехал в Петербург в конце царствования Великой Екатерины. В качестве хорошо образованного человека он поступил гувернёром в один из аристократических домов, где познакомился с одной бедной, очень хорошенькой девушкой. Она жила в том же доме из милости. Немец полюбил эту девушку, женился на ней и зажил счастливо, добывая средства педагогическим трудом; учеников у него было много, так что он зарабатывал хорошие деньги. У Гофмана родилась дочь, хорошенькая, как херувим; ей дали имя Анна. Мать воспитывала свою дочь в религиозном направлении, в духе православия. На пятнадцатом году только что начинавшая распускаться красавица Анна лишилась горячо любимой матери. Гофман горько оплакивал потерю жены; скорбь его была так велика, что в несколько дней он поседел как лунь. Похоронив жену, Гофман не остался больше в Петербурге и уехал на родину – в Австрию. Невдалеке от Аустерлица, ещё ожидавшего только своей крупной славы места знаменитого сражения, он купил небольшую ферму и в тиши и уединении предался сельскохозяйственному труду, отдавая свободные минуты своему любимому занятию – чтению книг. Анне он дал прекрасное образование: она отлично говорила по-русски, по-французски и по-немецки. На ферме они вели совершенно одинокую, замкнутую жизнь; единственным развлечением в долгие зимние вечера служили для них книги. Старый Гофман с увлечением читал произведения великих мыслителей и посвящал свою дочь во всю глубину и мудрость немецкой философии. Летом они целый день проводили в труде. Анна отлично хозяйничала, помогала отцу, и таким образом им удалось создать образцовое хозяйство. Так жили они, довольно счастливые, до тех пор, пока Наполеон – этот новый Аттила