Александр Дейнека - [91]
Особое значение Дейнека придавал развитию у студентов зрительной, изобразительной памяти, навыку быстро и остро передавать наиболее выразительные черты фигуры, которым он сам прекрасно владел. Вместе со студентами он писал фрески, набирал мозаичные панно из смальты, экспериментировал с новыми материалами. Художник Борис Казаков вспоминал, что задания, которые давал Дейнека по искусству композиции, казались ему очень необычными и новыми: композиция в нишах, композиция в плафонах, плоскостные и пространственные композиции, мозаика римская и флорентийская. Следовало делать все эти задания с постоянной привязкой к архитектуре, а значит, к практической пользе.
В своих выступлениях перед студентами Дейнека говорил о необходимости «делать тиражную чашку, тиражную ручку, которая несла бы на себе и эстетическую нагрузку, и чтобы чашка была хороша не только в музее, но повсюду в быту… вопросы эстетики и красоты должны пересматриваться… Поиски нашей красоты вытекают из природы нашего социалистического бытования». Он ездил за мозаичной смальтой в мастерскую Академии художеств, занимался проблемами получения материала для работы в дереве, договаривался о заказах, водил студентов на зарисовки в зоопарк, вывозил их на лето на Рижское взморье, настаивал на важности изучения стилей, истории архитектуры. Рисунки, сохранившиеся в архиве Дейнеки со времен МИПИДИ, дают представление о том, каким виделись художнику основные положения учебной программы, в разработке которой он принимал активное участие: простой орнамент, композиция по замкнутой (круг), оформление дверей, лестниц, торшеров. В мастерских МИПИДИ изготавливались дверные ручки, люстры, бра, решетки. Институт выполнял заказы по изготовлению элементов декораций для Большого и Малого театров, Театра имени Вахтангова.
Вместе с тем не должно быть иллюзий: Дейнека безоговорочно ориентировал молодых художников на служение советской власти и коммунистической идеологии. Во вступительном слове к программе обучения композиции для факультета монументального искусства он писал: «Курс монументальной композиции подготавливает художников, способных осуществить образные решения в любой технике и создавать вместе с архитекторами декоративные ансамбли… Курс должен знакомить студентов с монументальной живописью как частью архитектурного комплекса, дать понимание связи с типами архитектуры, внедрить понятие монументальной живописи как о монументальной пропаганде»[183].
О работе Дейнеки в МИПИДИ сохранилось довольно много воспоминаний его учеников, бывших студентов этого учебного заведения, из которых следует, насколько яркой, запоминающейся личностью был он как преподаватель. Дейнека стремился разбудить в своих питомцах творческую фантазию и инициативу, постоянно поддерживал в студентах стремление к новому, к эксперименту. Однако это далеко не всегда удавалось, поскольку партийный контроль за художниками был неусыпным. Считалось, что если художественные высшие учебные заведения получают государственное (или, как тогда говорили, народное) финансирование, то работать они должны исключительно в том стиле и духе, который определяют власти.
Один из учеников Дейнеки, фронтовик Яков Скрипков (1919–2016), вспоминал, что однажды его вызвали в партбюро МИПИДИ как парторга факультета монументальной живописи. В институт приехала Екатерина Алексеевна Фурцева, которая в то время была первым секретарем Фрунзенского райкома ВКП(б), и стала подробно расспрашивать Скрипкова о Дейнеке. Будущий министр культуры СССР интересовалась, хорошо ли он ведет занятия, не навязывает ли студентам свои взгляды на искусство и свой педагогический опыт. Скрипков вспоминал, что сразу заявил, как Дейнека бывает недоволен, если кто-то начинает ему подражать. Он также заявил, что знает только двух великих педагогов рисунка. «Это был Чистяков в Императорской академии художеств и наш Дейнека», — сказал он, отметив, что отличительной чертой Дейнеки как преподавателя является стремление поддержать в студентах их творческую индивидуальность. Фурцева написала на листке из блокнота свои телефоны и просила звонить ей «в случае чего». «Выйдя из партбюро, я порвал записку с телефонами и выбросил в урну», — вспоминал Скрипков[184], который начал войну в 1939 году на Халхин-Голе, служил в армейской разведке и хорошо усвоил советские порядки и правила поведения. Все вспоминают его как человека смелого и прямолинейного, испытывавшего колоссальное уважение к своему учителю Дейнеке.
Однажды художники решили посмеяться над привычкой Дейнеки шумно вытирать ноги перед тем, как войти в класс. Все считали, что таким образом он предупреждает о своем появлении. Обычно он входил в мастерскую через пять минут после звонка, и все торопились к этому времени встать у мольбертов. Однажды студент Георгий Рублев, сам опоздав, решил попугать товарищей и стал шумно вытирать ноги, изображая Дейнеку, — а тот в это время уже был в классе. Когда Рублев вошел и увидел директора, он страшно смутился, но Александр Александрович только посмотрел на него и улыбнулся. Инцидент был исчерпан.
