Александр Дейнека - [53]

Вместе с Дейнекой над панно работали Ф. В. Антонов, П. В. Вильямс, Г. Г. Нисский. Все они были тогда близкими друзьями художника; о Вильямсе мы уже упоминали, но нужно кратко рассказать о двух других. Георгий Григорьевич Нисский (1903–1987) известен значительно меньше, чем Дейнека, но среди знатоков его имя окружено пиететом. Он родился на маленькой станции в Белоруссии, после революции рисовал агитационные плакаты и был направлен на обучение во ВХУТЕМАС, где стал другом и соратником Дейнеки. Позже он выработал свой узнаваемый стиль, для которого характерен строгий лаконизм, проникнутый при этом скрытой энергией и тонким лиризмом. Главной его темой стали пейзажи — бескрайние просторы России, даль моря и неба. Почти забытый, он был заново открыт художниками «сурового стиля», увидевшими в нем (как и в раннем Дейнеке) одного из своих предшественников. Федор Васильевич Антонов (1904–1994) сегодня известен еще меньше, хотя создал множество произведений, пользовался почетом и официальным признанием. Своей главной темой, вслед за Дейнекой, он сделал труд и отдых советской молодежи, подъем индустрии, новый счастливый быт. В годы войны создавал агитплакаты, карикатуры, портреты Героев Советского Союза. С годами его картины становились все более глянцевыми и внутренне пустыми, и после окончания сталинского «большого стиля» творческая карьера Антонова неумолимо устремилась вниз. С Дейнекой они разошлись еще в 1930-е годы; причина этого неизвестна, но можно предположить, что Антонов, хорошо чуявший конъюнктуру, поспешил отвернуться от друга, попавшего в опалу, и тот его не простил — терпимостью Сан Саныч никогда не отличался.

* * *

Именно с панно «Гражданская авиация» Дейнека начинает глубоко разрабатывать тему авиации. В 1932 году он создает картины «Аэроклуб ночью», «Бомбовоз», «В воздухе». Панно оказалось картиной с трудной, но увлекательной судьбой. В 1934 году было принято решение отправить панно на XIX Венецианскую биеннале. В советском павильоне были выставлены картины Дейнеки «Гражданская авиация», «В штабе белых», «Кросс в Красной Армии», «Женский кросс», «Безработные», «Купающиеся девушки». Итальянская пресса называла Дейнеку «художником авиации», отмечая, что он «несколько плакатен, но полон порыва». После закрытия Венецианской выставки было принято решение отправить картины Дейнеки на выставку советского искусства в Стамбул и Анкару. Представители ВОКСа обещали обязательно вернуть панно фабрике-кухне, а оно тем временем продолжало свое эпическое путешествие.

В итоге панно все же вернули в Фили, но вскоре началась война. Фашисты подошли к Москве, и авиационное предприятие было эвакуировано в Казань вместе с работой Дейнеки. Авторы тома «Дейнека. Монументальное искусство. Скульптура» предприняли попытку найти его в Татарстане или в Москве, но никаких следов пребывания картины, равно как и других украшавших предприятие произведений искусства, обнаружить не удалось. Как и многие замечательные памятники советского искусства, работы Фаворского, Меркурова, Мотовилова, эта вещь Дейнеки оказалась утраченной. Хотя, кто знает, может быть, она еще всплывет на каком-нибудь аукционе в Лондоне, Париже, Нью-Йорке или Астане…

В 1934 году в СССР в качестве художественного метода провозглашается социалистический реализм, «лучше всего отражающий советскую действительность в ее революционном развитии». «Именно на это время пришелся расцвет творчества Дейнеки. Его полотна показывали путь, по которому следовало идти социалистическому реализму», — отмечают критики. Впоследствии по прошествии многих лет другие критики напишут, что картины Дейнеки вовсе не были образцом социалистического реализма, а сам он был «воинствующим модернистом с политическим подтекстом»[77]. Наверное, и то и другое будет верно.

В то же время коллеги Дейнеки Александр Герасимов, Евгений Кацман и Исаак Бродский куда лучше его знали, как пристроиться к власти большевиков и вписаться в новую художественную концепцию. Через Ворошилова они упросили вождя позировать им для портрета, доказывая в письме: «Тов. Сталин должен быть нарисован с натуры, это наша общественная обязанность, иначе мы будем настоящими преступниками. Просим Вас передать наш сердечный привет тов. Сталину и сообщить ему содержание этого письма. Любящие Вас, И. Бродский, Евг. Кацман, А. Герасимов. P. S. Все мы можем приступить к работе в любое время».

Ловкие царедворцы, которые чуют запросы времени, пытаются воспользоваться своим знакомством с Ворошиловым, о котором известно, что он разбирается в искусстве, потому что играет на баяне. Климент Ефремович, который курировал в это время в политбюро не только оборону, но и вопросы искусства, поддерживает просьбу художников и пишет короткую записку Сталину: «Дорогой Коба! Посылаю полученное мною письмо художников. Полностью разделяю их мысли и со своей стороны ходатайствую о предоставлении этой тройке возможности писания твоего портрета. Я знаю, что ты меня за это „взгреешь“, но… „грей“, только не отказывайся, пожалуйста, допустить художников — они дадут стране, истории хорошую продукцию, в этом я уверен, так же, как и в том, что это чрезвычайно важно и очень нужно. Твой К. Ворошилов». Однако Сталин, как обычно, уклонился от этой просьбы: времени у него не было, позировать он не любил и резонно рассуждал — пусть художники рисуют его по фотографии, получится только лучше. Так и повелось с тех пор: по мере того как вождь, и без того не блиставший красотой, старел и дурнел, его живописные образы становились все краше…