Александр Дейнека - [50]

Выставлять обнаженную натуру в СССР разрешили только после 1954 года, когда эта тема была реабилитирована экспозицией замечательной работы Аркадия Пластова «Весна».

…Незадолго до смерти Дейнека принимал в своей мастерской на улице Горького Игоря Викторовича Долгополова и решил показать ему работу, которую никто не видел. На небольшом полотне была изображена элегантная дама. Она была в норковой шубке, в модной черной шляпке. Черные перчатки, длинное вечернее платье. «В ее фигуре и улыбке была какая-то вкрадчивая приветливость, но от этой обходительности мороз пробегал по коже. Дело в том, что вместо лица глядел — череп.

— Последняя гостья, — объявил, улыбаясь, Дейнека. — Как-то написал этот холст, но специально не заканчиваю. Думаю, еще успею. <…>

— Ромен Роллан здорово сказал когда-то, что творить — это значит убивать смерть! — задумчиво произнес Дейнека»[70].

Каким мне всегда представлялся Александр Александрович Дейнека? Какими были его внешность и характер? Большим жизнелюбом, крупным, с большими руками и золотым зубом по тогдашней моде. Дейнека был лысый и немного похожий на медведя, бывший спортсмен, немного грубоватый с окружающими, но у таких людей внешняя грубость — чаще всего маска. Мне до сих пор жаль, что, хотя мы жили в одно время (я родился за три года до кончины Дейнеки), я так никогда его и не встретил.

Говорят, что в жизни Александра Дейнеки было много красивых подруг. Они навсегда остались запечатленными в его рисунках сангиной и карандашом, живописных полотнах, скульптурах, витражах. Профили и силуэты красивых женских и мужских лиц и сильных тел соединились в контуры навсегда канувшей в Лету советской эпохи, о которой мы судим по творчеству Дейнеки.

Иван Рахилло вспоминал, что иногда скульптурные работы Дейнеки принимали черты Галатеи и будто странным образом оживали. В частности, при входе в мастерскую на Тверской стояла деревянная скульптура обнаженной девушки в полный рост. Дейнека вырубил ее на даче, как он выражался, в свободное время. Чтобы пройти мимо нее, надо было слегка стронуть скульптуру с места, поэтому Дейнека называл статую «моя охрана». «Ревнива как черт!» — говорил он и вспоминал, как при посещении его мастерской одной журналисткой деревянная девушка завалилась на живую, не успела та присесть на диван, — но промахнулась и упала рядом. «Блюдет мою нравственность! Я ее немножко даже начинаю побаиваться», — усмехался Дейнека и говорил, что поневоле поверил в чертовщину, потому что скульптура падает не впервые и метит в основном в женщин. И действительно, эта знаменитая статуя Дейнеки обладает странным взглядом необъяснимо загадочных, неживых глаз. Женщины живые и изобразительные следовали за ним повсюду, как рок.

Глава шестая Севастополь, Серафима и романтика полета

Дейнека любил Севастополь и вообще Крым за жизнерадостность и яркую южную природу. Ему нравились синь заливов, строгая красота военных кораблей. Его завораживали просторы Черного моря, высоты крымских гор, изгибы равелинов города-крепости, бескрайнее голубое небо над волнами, захватывающая романтика полета за горизонт. Еще со времен ВХУТЕМАСа он мог легко отправиться из Москвы в Крым, прихватив с собой своих друзей и однокурсников и сделав по дороге короткую остановку в родном Курске. Коктебель, парашютисты, дирижабли, торпедные катера — всё это вызывало у Дейнеки восторг.

Как и все современники, Дейнека увлекался авиацией, на которую в 1930-е годы в СССР установилась мода. Главными героями того времени были пилоты, летавшие, как учил Сталин, «быстрее всех, дальше всех, выше всех». Сыновья советских вождей шли в летчики: Василий Сталин, Леонид Хрущев, Степан Микоян, Тимур Фрунзе. Многие из них были связаны с Севастополем, с находившимся в его пригороде Кача Качинским летным училищем, которое окончили Василий Сталин и легендарный ас Второй мировой войны, летчик-испытатель Амет-Хан Султан, крымский татарин. Все они рвались в небо — и они его получили: Советскому Союзу были нужны военные достижения. Каждый гражданский или военный самолет, взлетающий в небо, становился подтверждением успехов социализма. Но для Дейнеки самолеты, пилоты и воздухоплаватели были прежде всего художественным объектом, который вдохновлял его на изобразительные поиски. В 1930 году он сделал замечательные рисунки для детской книги «В облаках», которая недавно была переиздана. В ней художник удивительным образом почувствовал поэтику моторов и крыльев и выразил ее линией и цветом.

Кстати, именно такие детские книжки более всего подвергались нападкам за формализм. В статье «О художниках-пачкунах», опубликованной в «Правде» 1 марта 1936 года, их иллюстраторов сравнивали с «компрачикосами» — злодеями, занимавшимися уродованием детей. И доставалось в ней больше всего художнику Владимиру Васильевичу Лебедеву, создателю ленинградской школы детской книги, мужу сперва замечательного скульптора Сарры Лебедевой, а потом — не менее замечательного художника Татьяны Мавриной, — который иллюстрировал «Сказки, песни и загадки» Самуила Яковлевича Маршака. Воздушные, нежнейшие образы Лебедева до сих пор не перестают удивлять своей тонкостью и изяществом.