Александр Александрович Любищев (1890-1972) - [11]

Жизнь и работа отца в Киеве складывались удачно. Атмосфера на работе была благоприятной, он встретил поддержку и дружеское внимание коллег и сотрудников. Семья жила в хорошей квартире на Малой Подвальной улице, в центре города. В Институте биологии Академии наук УССР отец совмещал теоретические исследования с работой в Отделе защиты растений Украинского института плодоводства. Если не считать постоянной тревоги за сына, все шло благополучно.

Война заставила отца с семьей эвакуироваться из Киева. События развивались с ужасающей быстротой. Отец проводил своего старшего сына на завод в Харьков (за несколько дней да начала войны он защитил дипломный проект). Из Харькова завод вскоре спешно эвакуировался в Сталинград, где в ходе грозных и трагических событий брат мой оказался в смертельной опасности: у него снова стал прогрессировать процесс в легких, охвативший затем весь организм; брат до того ослабел, что не мог даже ходить. Однако все это стало известно отцу значительно позже. Когда началась эвакуация Академии наук и за ней других научных учреждений Киева, отец решил, что ему следует подождать, — он не верил, что немцы смогут пройти так далеко... Он переехал с женой и внуком (брат был уже в Харькове) на левый берег Днепра и поселился там в колхозе, стал работать и получил справку о выполнении норм, чем чрезвычайно гордился. Однако вскоре наступила пора страшных бед, им пришлось буквально бежать, когда немцы в июле 1941 г. неожиданно подступили к Киеву. Ехали они самостоятельно, сначала на пароходе по Днепру; пароход подвергся воздушному налету, капитан и несколько человек из команды были убиты, судно потерпело аварию. Дальнейший путь на восток с маленьким ребенком был страшно тяжелым. Только в августе 1941 г. они добрались до Пржевальска, где, как отец случайно узнал в пути, требовались профессора и преподаватели в Педагогический институт. Там он получил должность заведующего кафедрой зоологии. Условия жизни и быта были трудными, как почти всюду во время войны. В Пединституте отец читал курсы анатомии человека, гистологии, физиологии человека, дарвинизма и зоогеографии. Все это он мог делать, по мнению сотрудников и коллег, только в силу широкого образования и уменья быстро осваивать новые области науки. Сохранились конспекты его лекций — десятки мелко исписанных толстых тетрадей, иногда сшитых из листков бумаги различного происхождения, с отличными рисунками. Рисовал он с ювелирной точностью.

В Пржевальске в июле 1942 г. отец получил из Сталинграда известие, что сын его смертельно болен и находится в опасности, что он очень ослабел и помочь ему в Сталинграде никто не может. И отец тронулся в путь за сыном. Наверно, этот путь был еще тяжелее, чем путь эвакуации, но папа все преодолел и вывез из Сталинграда, почти на руках, своего умирающего двадцатипятилетнего сына. Как он смог это сделать — я до сих пор не могу понять и представить: он сам был сильно изнурен, ослаблен недоеданием, денег у него не было. Ожидание катастрофы — смерти сына — приводило его в отчаяние. Однажды он уже пережил подобное состояние перед войной. Брат умер в Пржевальске 23 августа 1942 г., прожив там всего несколько дней. Отец чрезвычайно тяжело перенес его болезнь и смерть. Это было самым тяжелым горем, самым большим испытанием в его жизни. К постигшей его утрате присоединились неустроенность в бытовом отношении и острая нужда в средствах на жизнь. Он стал совершенно больным от истощения и горя. Я все это время была в Ленинграде, пережила блокаду, работала на военном заводе. Сведений об отце и матери я не имела очень долго, но постепенно узнала все, что им пришлось вынести. Второй мой брат окончил в 1941 г. Военно-медицинскую академию и с первых дней войны был на фронте. Связь между ним, мной и родителями была скудной и редкой.

В 1943 г. во Фрунзе был создан филиал Академии наук СССР (КИРФАН); должность заведующего его эколого-энтомологическим отделом была предложена отцу. Он переехал во Фрунзе сначала один, а мать и мой сын Андрей оставались до августа 1944 г. в Пржевальске. В июле 1944 г., после снятия блокады, мне удалось на несколько дней съездить во Фрунзе. Я приехала в великолепный, сияющий солнцем город, зеленый, яркий, экзотический. Но отца своего я нашла в ужасном состоянии: он был худ, черен, оборван, жил в разваливающемся доме. Кроме того, его еще и обокрали. В лице его я прочла тоску, в тусклых глазах — неутешное горе и уныние...

Позже положение его улучшилось, как, впрочем, и у всех. Мать с Андреем в августе переехали к нему. Сначала они жили в холодном и сыром доме, но потом получили хорошую квартиру, и материальное положение несравненно улучшилось — повысилась заработная плата, появились академические пайки, отца уже не так обременяли житейские тяготы.

Во Фрунзе отец читал лекции в Педагогическом институте, а в 1945—1946 гг. заведовал кафедрой зоологии Киргизского сельскохозяйственного института и в течение четырех лет был председателем Государственной аттестационной комиссии на трех факультетах — биологическом, физико-математическом и географическом. Все годы работы во Фрунзе он успешно занимался научными исследованиями, особенно систематикой жуков, называемых земляными блошками (Halticinae), пополняя свою обширную коллекцию новыми сборами в различных районах Киргизии. Там же была им написана книга "К методике количественного учета и районирования насекомых", в которой критически рассмотрены методы полевого изучения насекомых, преследующие как теоретические, так и практические цели. В книге изложены новые приемы статистической обработки, основанные на применении дисперсионного анализа Р. Фишера. Материалом для анализа послужили его любимые земляные блошки (см. гл. 4—5). Книга была издана с большим запозданием — только в 1958 г.