Алекс и другие - [29]

Сюзанна Аткинс стала богатой женщиной: она продала свои «мемуары» об убийстве Шарон Тейт за полмиллиона долларов. Ловкие литераторы записали ее откровения на магнитофон, превратили их в книгу, и книга стала бестселлером. Аткинс не лезла за словом в карман, и она знала, чем можно потрясти воображение американца.

Пока Линда стерегла у входа, Текс орудовал ножом, — рассказывала она. — Текс кричал: «Я дьявол! Я дьявол! Вы все сейчас подохнете!» Когда он полосовал ножом Тейт, я и Кренвинкель держали ее за руки. Когда все было кончено, я обмакнула полотенце в кровь Шарон Тейт и написала им на стене: «Свиньи!»

У нас были еще большие планы, которые мы не успели осуществить. Мэнсон решил, что мы должны еще казнить Лиз Тейлор, Ричарда Бартона, Франка Синатру…

Линда Казабьян тем временем успела родить в тюрьме ребенка от неизвестного отца и тоже начала диктовать свои «мемуары». Ван Гутен и Кренвинкель посвятили свои досуги обновлению гардероба, чтобы появиться на суде во всем блеске самых модных нарядов. Что же касается главного исполнителя дьявольских проектов Мэнсона — Чарльза Уотсона, пресловутого Текса, то он, когда ему предъявили обвинение, счел за благо ретироваться в родной Техас, и все мольбы властей Калифорнии выдать его хладнокровно отклонялись. На всякий случай техасские власти посадили Текса в тюрьму, ему дали уютную камеру с телевизором, но отдать его калифорнийцам отказывались. Его отец, бакалейщик, раздавал направо и налево интервью, доказывая, что Текс — милый мальчик. Тяжба Калифорнии с Техасом затянулась, и когда процесс в Лос-Анджелесе наконец открылся, Чарльз Уотсон наблюдал за его ходом из своей уютной тюремной камеры по телевидению…

После долгих процедурных перипетий (41 день был затрачен лишь на формирование коллегии присяжных!) суд наконец приступил к рассмотрению существа дела. Шел к концу июль 1970 года. В Лос-Анджелесе стояли жаркие дни. Число преступлений все умножалось. В ту неделю, когда суд приступил к работе, в пригороде Санта-Анна были кем-то зверски убиты пятеро парней, в том числе трое подростков; на Парадайз роуд (Дорога в рай) трое подростков в масках убили бизнесмена; тридцатичетырехлетний Клиф Меткалф застрелил на улице свою жену и двух двоюродных сестер. В городском морге лежали неопознанные трупы пятнадцати подростков, которыми никто не интересовался.

Согласно американской судебной процедуре всех двенадцать присяжных заперли на все время процесса в гостинице «Амбассадор» (кстати, в той самой, где был убит кандидат в президенты США Роберт Кеннеди, брат президента Джона Кеннеди, которого застрелили в Техасе). Им было запрещено читать газеты и смотреть телепередачи, дабы не подвергнуться какому-либо пристрастному влиянию.

Ну, а что же сам судебный процесс? Увы, он быстро превратился в весьма странное зрелище. Началось с того, что Сюзанна Аткинс, заработавшая огромное состояние на разоблачениях, вдруг отреклась от своих показаний, вынуждая суд начать следствие с нуля. Тогда судебные власти за кулисами процесса предложили сделку (a deal) Линде Казабьян: если она согласится вместо Аткинс стать свидетелем обвинения, ей не придется сидеть на скамье подсудимых. Ей было обещано снисхождение. «В самом деле, — говорили ей, — ведь ты никого не зарезала, а только стояла на стреме. Расскажи о том, что ты видела, и все будет о’кей».

Линда Казабьян не заставила себя уговаривать, тем более что и ей был обещан высокий гонорар за ее «мемуары». В конце концов, чем она хуже Сюзанны Аткинс? И ее пересадили со скамьи подсудимых на скамью свидетелей. Она дала все необходимые показания и получила за свои «мемуары», как писал журнал «Пари-матч» 31 октября 1970 года, миллион долларов.

Судебное разбирательство проходило в американском стиле, оно изобиловало неожиданными поворотами, скандалами, инцидентами. Мэнсон грубо издевался над судьей, грозил свидетелям обвинения. «Вас зарежут!» — кричал он им, и они робели; ведь в это самое время на улице перед зданием суда «ученики Иисуса-сатаны» устраивали демонстрации в его поддержку, требуя освобождения «учителя».

В один из таких дней Мэнсон предпринял психическую атаку против присяжных. «Во имя христианского правосудия вам надо всем отрубить головы!» — заорал он и, схватив остро заточенный карандаш, словно кинжал, ловко перепрыгнул барьер и устремился к ним. Стражники его схватили, и слушание дела возобновилось. Назавтра Мэнсон заявил, что он больше не желает присутствовать на суде. «Поставь-те здесь вместо меня мой портрет и делайте, что хотите», — сказал он. И в течение двух недель Мэнсон и его соучастники сидели в соседней комнате, куда по радио передавался ход процесса. Потом одиночество им наскучило, и они вернулись на некоторое время на скамью подсудимых.

21 ноября 1971 года Мэнсон вдруг заявил, что он желает говорить. Судья немедленно дал ему слово, и он, рисуясь и играя в народного трибуна, произнес трескучую двухчасовую речь, излагая свои «идеи» о человеке, о боге, об обществе и о своем «племени». Надо сказать, что некоторые из его стрел попадали в цель. Судьи и присяжные ежились, когда этот бандит говорил: