Альбом - [6]

Я отвела ее домой, проведя через общественный выпас, чтобы сократить путь. Я была рада, что она постепенно приходит в себя.

— Как это… как это случилось?

— Точно не знаю, но, кажется, ее убили топором. Не думайте об этом, — добавила я, увидев, что она опять начинает дрожать. — Теперь ей уже нельзя помочь.

И тут она сказала очень странную вещь:

— Она ведь была моей родственницей, женой брата. Но я ее никогда не любила. Думаю, они терпели ее, пока могли.

Тут же Лидия опомнилась и стала объяснять, что она расстроена и не соображает, что говорит, и что девочки были преданными дочерьми. Но вспомнила, как странно мистер Ланкастер смотрел не так давно то на одну, то на другую, и подумала, что у него тоже могла возникнуть такая мысль.

Вот и все, что я видела и слышала в этот день после полудня. Теперь я знаю, что происходило в этой спальне, наверху в доме Ланкастеров: был найден топор, брошенный на балдахин, который заметили из-за пятна, откуда капала кровь; топор был взят из сарая Ланкастеров; на топоре оказались старые отпечатки пальцев, которые, как потом было установлено, принадлежали Эбену. Я знаю, что они все там измеряли, открывали окна, смотрели наружу. Потом прибыл судебно-медицинский эксперт с черным мешком и быстро поднялся наверх, как будто ему каждый день приходилось иметь дело с убийством, совершенным с помощью топора.

Когда я говорю, что знаю это, то имею в виду, что это известно всем жителям Полумесяца. Они знают точное время, когда было увезено тело миссис Ланкастер, точное время, когда было решено задержать Эбена для дальнейшего допроса, и точное время, когда мисс Эмили с трудом поднялась вверх по лестнице и спросила, не было ли на шее ее матери тоненькой цепочки, на которой висел ключ.

— Ключ? — спросил один из детективов. — Кто-нибудь видел ключ на цепочке?

Ключа никто не видел. Говорят, что мисс Эмили тут же начала все переворачивать на кровати, на которой была убита ее мать, плача и крича при этом. Но ни ключа, ни цепочки найти не удалось ни там, ни в другом месте. Под другим местом имелся в виду морг, но мы не произносили этого слова.

Жители Полумесяца практически ничего не знали об этом, когда я вернулась домой в этот летний вечер, чтобы все рассказать маме. За исключением миссис Тэлбот, которая узнала об этом от Лидии и тут же побежала к Ланкастерам, откуда ее вежливо, но решительно выпроводили полицейские, все остальные оставались в неведении около двух часов после случившегося, а Дэлтоны и еще дольше. Толпа, которая обычно собирается вскоре после прибытия полицейских машин, или испугалась наших ворот, или была задержана полицейскими. Хелен Веллингтон дома не было, она в это время находилась в очередной ссоре с мужем. Прислуга Ланкастеров по приказу полиции ни с кем не общалась, и даже репортеры, которые к нам проникли, не были замечены жителями из-за деревьев, разделяющих дома, и не вызвали никаких подозрений.

Поэтому, когда я вернулась домой, мама сидела на крыльце и, жалуясь на жару, обмахивалась веером.

— Где ты была, интересно? — спросила она недовольно. — Миссис Ланкастер плохо себя чувствует? Я видела машину у их дома.

В сказанном не было ничего удивительного, потому что к этому времени у дома Ланкастеров стояло, по крайней мере, машин шесть. Но я должна была все рассказать ей и попыталась сделать это как можно осторожнее. Я видела, что она шокирована и в ужасе, но жители Полумесяца не выражают своих чувств при всех, если, конечно, таковые у них есть, а ждут, пока доберутся до своей спальни и запрут дверь на ключ. Они никогда не показывают свое настроение слугам или посторонним людям. Она вдруг встала.

— Я должна немедленно пойти туда. Им нужна помощь.

— Боюсь, мама, полиция не впустит тебя в дом.

— Не говори глупости! Тебя же впустили.

— Они хотели спросить меня кое о чем.

— Вот именно, — заметила она сухо. — Мою дочь допрашивает полиция, даже не спросив у меня разрешения! Кроме того, Ланкастеры мои старые и очень близкие друзья. И когда я подумаю, что этот одинокий старик и эти две преданные дочери…

Вот так-то. Мама едва ли обменялась двумя словами с мистером Ланкастером за все эти годы, так как у нас были споры из-за того, где проходит разделительная линия наших участков. Что же касается дочерей, то я не раз слышала от нее, что они — две бесхребетные женщины, которые не могут за себя постоять и полностью находятся в подчинении этой бессовестной и жестокой старухи! Но по традиции все умершие в Полумесяце считаются почти святыми, что, в общем-то, неплохо.

В конце концов я уговорила ее войти в дом, и она стала расспрашивать меня о подробностях, которые были мне известны. Мне показалось, что слушает она меня очень внимательно и что к концу рассказа она несколько успокоилась.

— Ты говоришь, что все двери были заперты?

— Так утверждает прислуга. Ты же знаешь, как они к этому относятся.

— И Эмили, когда выбежала из дома, была полностью одета?

— На ней было белоснежное платье, мама, — сказала я, улыбнувшись. — Без единого пятнышка.

Она быстро взглянула на меня, удивившись моему замечанию.

— Что ты хочешь этим сказать, Луиза?