Альбион - [2]

Ослеплённое лицо Лайана продолжало улыбаться.

Другой палач выбил Лайану зубы молотком, и улыбка превратилась в кровавое пятно. В толпе на площади стало очень тихо. Слышен был лишь крик кроншнепа, который облетел площадь по периметру, озадаченный происходящим, а затем метнулся ввысь к пурпурным облакам, оставив позади себя хриплый удивлённый крик.

«Всё, — подумала она, — пора уходить».

Она начала протискиваться сквозь толпу, изо всех сил стараясь не выдать себя. Некоторые из собравшихся людей вполне могли узнать её, если бы разглядели её лицо под капюшоном.

Она почему-то чувствовала странное безразличие к смерти Лайана — своего любимого, Того Кто Ведёт. Того Кто Ведёт… Как будто кто-то сказал ей, что всё это — лишь игра, что представление скоро закончится, Лайан выйдет на сцену, поклонится и заверит зрителей, что на самом деле с ним ничего не произошло.

Толпа вскрикнула от ужаса, когда один из палачей отрезал Лайану нос острым ножом.

«Должна же я что-то чувствовать, — думала она, — я должна чувствовать жалость, разделять его боль, должна хотеть быть на его месте, а во мне лишь ледяной холод».

Мужчины, женщины и дети с негодованием смотрели на неё, когда она протискивалась мимо них. Она почувствовала облегчение: это означало, что её не узнают. То и дело она поправляла капюшон. В толпе были сотни женщин в капюшонах, и она ничем от них не отличалась. Однако было достаточно одного слова, чтобы эллонские солдаты моментально схватили её и подвергли той же казни, что и Того Кто Ведёт.

Вонь над толпой висела ужасная: смесь запахов давно не мытых тел и грязной одежды. Кое-кто из крестьян привёл с собой скот: овец, коз и даже нескольких коров. Запах скота вносил изрядную лепту в общий букет.

Когда она пробивалась через эту живую массу, ей показалось, что даже солнце померкло от тусклых землистых цветов одежды окружавших её людей. Но несмотря ни на что, эти люди любили Лайана. На некоторых из них были шрамы, полученные к битвах с эллонами. Проталкиваясь мимо одного из крестьян, она обнаружила пустоту в его рукаве. Возможно, она даже сражалась рядом с ним и видела блеск меча, отрубившего ему руку. Почему же она так боится его теперь, его и всех остальных?

Лайан снова закричал: один из палачей выжег на его груди герб Эллонии, а другой держал наготове раскалённый нож, собираясь вспороть живот.

Один из офицеров, одетый в богатую красно-зелёную форму, указывающую на высокий чин, неожиданно развернул своего коня и поскакал вокруг толпы. Люди с ненавистью смотрели ему вслед, но он не обращал на это никакого внимания. У него был серый конь с гордо поднятой головой и длинным красивым хвостом. Это был послушный конь.

Объехав толпу, офицер похлопал коня и что-то зашептал ему на ухо, видимо, пытаясь заставить его забраться на эшафот, на котором медленно и мучительно предавали смерти Лайана. Животное явно не стремилось туда, но воля седока в конце концов победила. Топчась на месте, спотыкаясь и в ужасе вращая глазами, конь всё-таки взобрался на платформу вместе с седоком, смотревшего то на изувеченное тело Того Кто Ведёт, то на море повёрнутых в его сторону лиц.

Он указал рукой на Лайана. Трое палачей внимательно наблюдали за ним: двое улыбались, а третьему, наоборот, было не по себе.

— Вы называли его Тот Кто Ведёт? — закричал офицер, успокаивая коня, который снова начал топтаться на месте. — Кого он сможет повести теперь? Отпусти мы его сейчас, он смог бы только ползать! Теперь он не сможет повести за собой даже таких же слепых калек!

Эта шутка рассмешила лишь его самого. Он достал меч и высоко поднял его над головой. В толпе царило гробовое молчание.

Она узнала его: это был Надар — второй по рангу офицер во всей эллонской армии. Однажды он пытался изнасиловать её, но Тот Кто Ведёт избил его и выгнал с позором. Не удивительно, что он торжествовал после того, как Лайана кастрировали. Она на всякий случай ещё глубже спрятала лицо под капюшон.

Маленький мальчик неподалёку от неё спустил штанишки и стал мочиться на мостовую. Тёплая моча текла по ногам людей, стоявших перед ним. Она на мгновение полюбила его за это.

Но больше всех она любила… раньше любила Того Кто Ведёт, или просто Лайана, как называли его ближайшие друзья и товарищи. Золотоволосого Лайана. Волосы ему остригли в самом начале казни — как часть ритуала издевательств, которые предшествовали казни. В течение двух лет во время сна она гладила эти золотые кудри, сотни раз ласкала тот глупый маленький комочек плоти, который палач ампутировал с таким весельем: теперь он ничего не значил для неё, потому что больше не принадлежал Лайану. Это был просто некий мерзкий объект, на который она предпочла бы не смотреть.

— Умереть ему или остаться в живых? — кричал Надар. Ветер хлопал полами его плаща. В толпе послышался нарастающий гул.

«Пусть он умрёт, — подумала она. — Он не захочет жить таким».

Она вспомнила, как бежала с ним по вспаханному полю, как они спотыкались, падали, царапая ноги об острые камни, а потом снова поднимались. Небо было голубым, и был период бодрствования. Часовые, стоявшие возле лагеря, делали вид, что не замечают их, а они с Лайаном, добежав до берега маленькой речки, нырнули в её ледяную воду. Она брызгала его водой, он отвечал ей тем же. Позже, помогая друг другу, они выбрались на зелёную траву, стянули с себя мокрые одежды и занялись любовью под нескромными взглядами воробьёв.