Алая линия - [38]

– Ладно, я согласен. Но сдается мне, что на этом дело не кончится. Ни один кастильский клещ так не впивается в тело, как королева Изабелла в свою добычу. Готовьте буллу, господа Подофер-рари, я же умываю руки.

Час спустя каллиграфы Апостолической камеры получили листки, густо исписанные быстрой рукой Джованни Батисты Фер-рари. У каждой буллы, как у каждого доброго христианина, есть свое собственное имя. Буллы «откликаются» на первые два слова текста, разумеется, латинского. Новая булла, над которой изрядно потрудились «братья» Подоферрари, начиналась словами Inter caetera («Среди прочих»). И под таким названием была она 3 мая 1493 года вписана в регистр Апостолической камеры.

Булла «Среди прочих». Второй вариант

Его святейшество, вручая буллу «Среди прочих» сеньору Гарейла-со, был необыкновенно ласков.

– Напрасно, господин легат, – ворковал он, – вы отписали королеве и королю насчет ножа, который якобы угрожает их спинам. Глядите: просьба их высочеств удовлетворена, земли, открытые адмиралом Колумбом, отныне принадлежат Кастилии.

Сеньор Гарсиласо трижды прочел буллу, но никаких изъянов в ней не усмотрел. Географию он знал скверно, где лежат острова, открытые адмиралом, представлял себе весьма смутно, а о линии, которую его государи требовали провести в море-океане, начисто позабыл, не придавая этому требованию значения и веса.

И хотя улыбки, которые папа щедро расточал, и внушали смутное подозрение, сама булла не вызывала у сеньора Гарсиласо никаких сомнений.

Дону Хосе-Марии посол приказал немедленно выехать в Барселону и вручить папскую буллу их высочествам.

Педро успел уже осмотреть все руины Вечного города, и, хотя дядюшка ни за что не отпускал его, он все же перенес свои скудные пожитки в Борго и в один прекрасный майский день вместе с доном Хосе-Марией покинул Рим.

Противные ветры на несколько дней задержали корабль у берегов Сардинии, и только 15 мая дон Хосе-Мария и Педро увидели на горизонте каменную корону горы Монтжуич.

Адмирал, усталый и озабоченный, долго расспрашивал Педро о его встрече с папой Александром. Когда Педро сообщил, что говорил папа сеньору Гарсиласо, адмирал, против всяких ожиданий, чрезвычайно обрадовался.

– Если его святейшество, – сказал Колумб, – обещал сеньору Гарсиласо пожаловать все то, что дал господь мне открыть нашим королям, то, стало быть, я могу не сомневаться, что замыслы мои угодны небу.

Педро, у которого при одном воспоминании о папе Александре пробегали по коже мурашки, словам адмирала удивлен был до крайности. Странно, адмирал никакого внимания не обратил на рассказ Педро о римских порядках, он пропустил мимо ушей нелестные замечания Педро по адресу папы. Очевидно, адмиральские уши слышали лишь то, что желали услышать…

Зато королева, получив буллу «Среди прочих» и письмо сеньора Гарсиласо, пришла в негодование.

В тех же дворцовых покоях, где месяц назад королева алыми нитками вышивала сцены крестных мук Иисуса Христа, она в присутствии короля прочла буллу его святейшества кардиналу Мен-досе. По ее тону, сухому и резкому, по ее лицу, каменно-спокойно-му и необычайно бледному, король и кардинал поняли, что ярость королевы безмерна.

Отложив в сторону папскую буллу, королева сказала:

– Я, мой друг, предупреждала вас: на папу Александра полагаться неразумно. И мне думается, что вы нашли бы гораздо лучшее применение деньгам, истраченным на его избрание, если посадили бы на святой престол гиену или змею. Мудрый наш рыцарь сеньор Гарсиласо убежден, что папа, предав нас в Италии, отчасти искупил свою вину буллой «Среди прочих». А я говорю вам, что эта булла не стоит того пергамента, на котором она написана.

Фердинанда итальянские дела волновали куда больше, чем дележ моря-океана, прежде всего потому, что земли, открытые Колумбом, Изабелла считала кастильскими, а не арагонскими. Но король был взбешен и пристыжен: его, великого мастера черных измен, как желторотого птенца обманул этот старый ворон Родри-го Борха, тот самый ворон, который с его помощью свил себе гнездо на ватиканской колокольне.

– Господи, – простонал король, – не оставь меня своим милосердием, и, клянусь именем твоим, я сварю этого Иуду в кипящем масле!

– Поздно, – отрезала королева, – о масле вам, мой дорогой супруг, надо было думать раньше, когда ваш верноподданный дон Род-риго не стал еще папой Александром VI. Вернемся же к этой злосчастной булле. Папа поставил нас в невозможное положение. А ведь в Барселону вот-вот пожалует посол короля Жуана – сеньор Руи да Пина. А мы ему не можем даже показать эту буллу: в ней на новую линию – в линии же вся суть – нет и намека.

– Масло, сорок две бочки кипящего масла, – отозвался король.

– Я полагал бы, ваше высочество, – обратился к королеве кардинал, – что следовало бы как можно скорее направить к Гарсила-со гонца с новыми инструкциями.

– Да, да, как можно скорее, – встрепенулся король. – Мы пошлем гонца сегодня, нельзя терять ни минуты.

– Святая истина, – отозвалась королева. – Только я думаю – и вы, мой супруг, вероятно, со мной согласитесь, – что гонца отправлять в Рим бесполезно. Наш благородный посол способен, любого противника выбить из седла на рыцарском турнире, но в поединке с папой он будет снова повержен в прах. В Италию поедете вы, ваше высокопреосвященство. И Барселону вы покинете завтра.