Аль-Амин и аль-Мамун - [96]
— Мой повелитель, — ответил Сельман, — не тревожься…
— Последний раз даже ты не сказал мне правду, — перебил его аль-Амин. — Или твои предсказания были ложными?
— Этого не могло быть!
— А помнишь нашу беседу во дворце аль-Мансура, когда я хотел узнать, чем окончится война с моим братом? Тогда ты предсказал мне победу.
Прорицатель склонил голову вниз, словно что-то обдумывая, а затем ответил:
— Если эмир верующих припомнит слова, сказанные мною во дворце аль-Мансура, то убедится в их правоте. Тогда я сказал, что мои подсчеты указывают на счастливую звезду аль-Фадля. Но ходил ли аль-Фадль в тот поход?
— Нет, не ходил, — подтвердил аль-Амин. — Я хотел послать его во второй поход, но он стал отнекиваться, а когда я настоял на своем, то он испугался и сбежал. С тех пор я его не видел и даже не знаю, где он скрывается.
Прорицатель с удивлением покачал головой, а затем, устремив свой взгляд на пол, задумчиво потер лоб указательным пальцем.
— Мое предсказание можно считать истинным и по другой причине, — произнес он спустя некоторое время. — Теперь я припоминаю, что визирь, который служит твоему брату в Хорасане, тоже зовется аль-Фадлем. А он сделал гораздо больше для победы своего господина, нежели аль-Фадль Ибн ар-Рабиа для победы эмира верующих. Я уверен в истинности моих слов, а ошибка произошла только от неверного толкования предсказаний.
Аль-Амин признал правоту слов прорицателя и проникся к нему еще большим доверием.
— Послушай, — сказал он, — для тебя не секрет, что я остался теперь в полном одиночестве и с пустой казной. Я собрал из моих дворцов серебряные и золотые сосуды и велел перелить их в монеты, продал ценную утварь, а все вырученные деньги раздал приближенным. Чтобы ублажить войско, мне пришлось до последней нитки обобрать купцов и торговцев, но все равно это не помогло мне, я остался один.
При этих словах что-то сдавило халифу горло, а в глазах его заблестели слезы. Лицо прорицателя приняло скорбное выражение, хотя в его душе не было ни капли жалости или сострадания к этому пустому человеку. Только страстное желание достичь своей цели вынуждало Сельмана притворяться. Он хотел столкнуть обоих сыновей Харуна ар-Рашида и так их ожесточить друг против друга, чтобы они ни за что не смогли примириться. Ведь в противном случае это означало бы, что все усилия персов пошли прахом. Поэтому он спросил с притворным участием:
— А эмир верующих не попытался найти деньги во дворце своего брата? Слыхал я, что Науфаль, его управляющий, еще во времена правления покойного халифа приберег там порядочную сумму.
— Была у этого Науфаля тысяча тысяч дирхем, но мы всё забрали и вдобавок захватили себе поместья аль-Мамуна и доходы от них.
Прорицатель опустил голову в знак скорби, хотя втайне чувствовал радость.
— Эмир верующих ищет средства на содержание войска, — сказал он, — а ведь в Багдаде есть воины, которые будут сражаться без всякого вознаграждения. Жалованьем для них послужит то, что они добудут в бою.
— Ты говоришь о бродягах и прочих бездельниках?
— Да, — подхватил Сельман. — Они способны сражаться, имея лишь пращу и голыши, которыми набиты их пальмовые торбы. Этим оружием они могут нанести горожанам больший урон, чем воины своими мечами и копьями. Сейчас этих бродяг в столице более пятидесяти тысяч. Отдай приказ их предводителю, пусть они сражаются на твоей стороне.
— Ты полагаешь, я не додумался до этого сам? — обидчиво сказал аль-Амин. — Час назад у меня был аль-Хариш, и я отдал ему такой приказ. Он заверил меня, что исполнит волю халифа. Я думаю, он сумеет прибрать к рукам всех мошенников, воров, прочую голь перекатную. А подобный сброд, если ему дать волю, мигом опустошит город. Однако… — тут халиф запнулся.
Сельман почувствовал, что аль-Амин что-то скрывает от него. Дожидаясь, пока халиф возобновит разговор, он хранил молчание.
— Некоторые сановники, — произнес наконец аль-Амин, понизив голос, — из тех, что до сих пор остались верны присяге, советуют мне покинуть Багдад с семью тысячами доблестных фарисов. Под прикрытием ночи я могу с этим войском оставить город и достичь Сирии или Джазиры[67]. А там я обложу население подушным и поземельным налогом и буду править этим обширным государством. А Багдад я предоставлю божьей воле. Скажи, что ты об этом думаешь?
Выслушав аль-Амина, Сельман заметил, что такое решение весьма благоразумно, но в душе он опасался, что халиф и вправду покинет столицу. Ведь если аль-Амин по-прежнему будет править — пусть каким угодно государством, это погубит все планы персов.
— Не знаю, удастся ли эмиру верующих выбраться из города, — сказал прорицатель. В голосе его звучала тревога. — Да и как могут семь тысяч всадников незаметно покинуть Багдад, когда он со всех сторон окружен неприятелем? А если эмир верующих, не дай бог, попадет в руки врагов, они не преминут расправиться с ним.
