Аль-Амин и аль-Мамун - [51]

— Не годится это… — процедил Бехзад. — Ты ступай с тетушкой и Маймуной к лодке, а мне придется зайти домой по одному важному делу. Ну, коли встречу я там солдат, господь нас рассудит!

Маймуна слишком долго сдерживала свои чувства, и сейчас они вдруг прорвались наружу.

— Неужели ты думаешь, что мы боимся за себя? — вскричала она. — Нет, мой господин, твоя жизнь слишком дорога нам, пойми, дорога! Или ты полагаешь, что мы не слышали твоей речи и не знаем, кто ты? Я поклялась в душе, что узнаю тайну этого ларца!

— Может быть, я сам открою тебе ее… потом… — тихо сказал Бехзад. — А сейчас прощайте. Я должен идти туда, не в моих правилах бежать от опасности.

Девушка поняла, что его решение непоколебимо.

— Так пойдем вместе! — воскликнула она, восхищаясь смелостью этого человека. — Мы последуем за тобой, куда ты пожелаешь, и пусть нас постигнет та же участь, что и тебя!

Не ответив ей, Бехзад передал поводья Сельману, а сам пошел вперед. Слуга хотел взять у него и ларец, но он не позволил. Вслед за ним двинулась Аббада, — видно было, с каким трудом переставляет она ноги, за нею шли Сельман и Маймуна. Глядя на них, можно было подумать, что Бехзад ведет их на казнь.

Глава 37. Объяснение

Слишком много испытаний выпало на долю Маймуны в этот вечер: сколько раз в ее душе надежда сменялась отчаянием, радость уступала место печали. Сейчас она шла, погруженная в океан своих грез, возвращаясь в мыслях к увиденному и услышанному в Сводчатом зале дворца. Ее сердце восторженно билось, когда она представляла, какую трудную борьбу во имя победы персов ведет ее милый. Но мгновенная радость тут же омрачалась предчувствием близкой разлуки: из слов Бехзада явствовало, что он собирается в Хорасан. Значит, любимый уезжает, а ей до сих пор неизвестно, какое место она занимает в его душе! Как никогда прежде, Маймуне захотелось остаться с Бехзадом наедине и в откровенной беседе узнать истину. Но стоило ей лишь представить, что они сидят вдвоем и говорят друг с другом, как краска стыда заливала ее лицо.

Погруженные в молчание, все четверо двигались вперед в непроглядном мраке, и каждый размышлял о своем. Идти приходилось осторожно — дорога почти все время шла под уклон. По мере того, как ближе становился город, их все больше тревожило, где сейчас солдаты, что они замышляют?

Когда достигли предместий, Сельман вызвался пойти вперед и разведать, что происходит в доме. Он вернулся довольно быстро. Солдаты, сказал он, уже убрались оттуда после того, как взломали двери, проникли в дом и начисто его разграбили.

— Из всего, что там было, только одна вещь мне очень нужна, — отозвался Бехзад. — Если ее не украли, я вполне счастлив.

Сельман подумал, что хозяин имеет в виду свои книги и манускрипты, и поспешил его разочаровать:

— Они забрали все книги, а рукописи изорвали в клочья!

— Бог с ними, это все неважно! — кивнул головой Бехзад, продолжая путь.

Наконец они достигли дома. Дверь была взломана, они вошли внутрь. Сельман проскользнул вперед, чтобы отыскать светильник, и вскоре вернулся, освещая им путь. На каждом шагу видны были следы мерзкого грабежа, но Бехзад, бережно прижимая к боку ларец, шел, не оборачиваясь по сторонам, глядя только в пол перед собой. В просторном внутреннем дворике, где они вскоре очутились, резные каменные плиты, старинные барельефы, замысловатые орнаменты — все говорило о том, что дом этот построен на развалинах дворца шаха Шапура, того самого дворца, где прежде жил, когда еще не было Багдада, аль-Мансур.

Из дворика через настежь распахнутую дверь они прошли в жилую часть дома. Бехзад по-прежнему смотрел только себе под ноги, словно желая что-то увидеть на полу и удивляя друзей полным безразличием к разорению, которому подверглось его жилище. В передней комнате он вдруг устремился к нише в стене с правой стороны и извлек оттуда простую мотыгу. Когда он повернулся, спутники увидели, что на лице его выразилось удовлетворение. Со словами «Сохрани это», он протянул мотыгу Сельману и быстро пошел вперед, ни на что более не обращая внимания.

Ковер, устилавший пол самой большой комнаты, был весь покрыт пыльными следами — отпечатками ног грабителей. Повсюду валялись разорванные бумаги и пергаменты. Несколько подушек у стен уцелело, и Бехзад подвел к ним Аббаду с Маймуной, пригласив их садиться. Сельману он подал знак следовать за собой, и, оставив светильник женщинам, они оба вышли через другую дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Оставшись с бабкой наедине, Маймуна взглянула на нее и увидела, что та еле дышит от усталости; покрывало на старухе было грязное, насквозь пропитанное потом, ей требовался немедленный отдых. «Хорошо бы, она сейчас заснула, — подумала Маймуна — и мне удалось бы поговорить с ним!» Девушка отвернулась от Аббады, решив не беспокоить ее разговорами, и вскоре заметила, что та привалилась к стенке и мучительно зевает, борясь с подступавшей дремотой. Маймуна встала и подтащила еще две подушки.

— Приляг, бабушка, отдохни!

Старая женщина повалилась на них, успев лишь пробормотать сквозь сон:

— Разбуди меня, когда придет Бехзад.

— Непременно разбужу, — пообещала Маймуна. Через несколько минут Аббада уже спала крепким сном.