Аквитанская львица - [81]

Но тут зарделось и ее лицо. Обтерев руки, она отбросила салфетку прочь.

— Не было бы меня в твой жизни, ты, может быть, так и не узнал бы, что такое любовь!

— И ненависть в том числе! — горячо воскликнул он.

Алиенора встала. Слуг давно и след простыл — никто не хотел в такие минуты подвернуться под руку королю и королеве.

— Ненависть — это неизбывная тень, которая тянется за спиной у любви! Берешь одно, бери и другое! А еще лучше — просто не оглядывайся!

Прихватив платье, она двинулась к дверям. Людовик тоже встал.

— Алиенора! — окликнул он ее.

Королева остановилась.

— Алиенора…

Она обернулась:

— Что еще, ваше величество?

— Любви в моем сердце пока что больше, чем ненависти, — нашел в себе силы проговорить он.

— Делай с ней, что знаешь, — ответила она и вышла.

Король медленно опустился в полукресло. Сам налил себе в кубок вина из серебряного сосуда. Залпом выпил.

— Я-то знаю, что с ней делать, — усмехнулся он. — Да никак не могу…

А его жена, в эту минуту входя в свои покои, твердила как заклинание одно только имя: «Раймунд, Раймунд, Раймунд…» Закрыв двери, Алиенора прислонилась к ним спиной. Она верила, что это имя спасет ее, и знала, что сейчас и любимый ее человек, чтобы спастись в этом мире и не погибнуть, повторяет ее имя.

2

В мае 1148 года христианские войска франков, германцев и баронов Палестины соединились в Тивериаде, на самой границе Иерусалимского королевства. Войско было впечатляющим — не менее семидесяти тысяч рыцарей, дворян и простых воинов. Оттуда сборная армия двинулась к Панеаде, перевалила через Антиливанский хребет и оказалась на Дамасской равнине.

Еще с предгорий, когда они спускались с хребта, крестоносцам открылось впереди удивительное зрелище. Вдали, под жарким азиатским небом, разрастался один из самых богатых городов мира, который они собирались разграбить и предать жестокому наказанию, а перед ним — зеленое море. Фруктовые сады! Их оказалось так много, и они были так густы, что и впрямь походили на живое зеленое море. К тому же наверняка полное всевозможных плодов. Этот вид радовал глаз и вызывал слюну у немного притомившихся во время марша христианских воинов. Разве плохо, вытащив из ножен меч, продвигаясь к городу, набитому золотом, поедать яблоки и апельсины, финики и сливы? Только вот была одна странность — все это фруктовое море оказалось изрезанным глиняными стенами чуть выше человеческого роста. Так эти сады были разделены между жителями Дамаска и в то же время представляли собой запутанный лабиринт.

Авангард рыцарей, первый оказавшийся в долине, весело двинулся к садам. Но, когда крестоносцы вошли в этот душистый, пряно пахнущий лабиринт, он оказался адской мясорубкой. Первые две сотни крестоносцев, ехавшие грудью вперед, позабывшие про щиты, были сражены тысячами стрел, стремительно вылетевших из глиняных стен. В них уже были проделаны маленькие бойницы, до времени укрытые листвой, и через них и били по рыцарям дамасские лучники. Но это было не все — в маленьких проходах, через которые тяжеловооруженному всаднику проехать было не так-то просто, внезапно появлялись копейщики и метали копья и дротики в замешкавшихся рыцарей. Лучникам и копейщикам помогали метатели пращи. Дамасские воины наносили мгновенный удар и тут же прятались за глиняными стенами, ускользая в новых и новых проходах. Часть крестоносного авангарда сразу полегла, лишь войдя в благословенный дамасский сад, другая увязла и сама взяла оборону. Никто не ожидал такой прыти от мусульман, вожди крестоносцев были уверены, что все дамасцы уже спрятались за стенами города, и тем более никто не думал, что фруктовые сады станут братской могилой воинственным христианам.

Но, когда подоспели другие рыцари и, полные гнева, обрушились на сады, и тут хитроумные дамасцы не растерялись. Стоило рыцарям потянуться по узким проходам, загородившись щитами, в отверстия стен полезли длинные копья, пронзая рыцарских коней, поражая самих воинов в участки тела, закрытые лишь кольчугой, которую рвали длинные и узкие стальные наконечники.

И тогда пехота вооружилась бревнами и стала прокладывать себе путь так, как прокладывают себе дорогу те, кто штурмует крепость. Точно ворота замков, они легко пробивали эти стены, а другие христиане входили в проломы и уже там с гневом и злобой кромсали мусульман на части.

Понадобился целый день, чтобы снести все глиняные стены обширнейших садов Дамаска и выйти к реке Барради, на открытое пространство перед городом. Но тут по крестоносцам, все еще преследующим дамасских лучников и копьеносцев, ударил корпус легкой мусульманской конницы — они подоспели на выручку своим. Теперь уже пришлось в руинах садов как можно быстрее укрыться нападающим. Но, как только проходы стали свободными, тяжелым и несокрушимым потоком на берега Барради вышла тяжелая рыцарская конница и тотчас обратила легкую конницу мусульман в бегство.

Дамасские конники быстро оторвались от рыцарей, не пожелавших их преследовать. Франки и немцы знали, что такая погоня легко заводит в смертельную ловушку.

Тогда вперед выехал один из мусульман — он так и гарцевал на своем быстром скакуне.