В какой-то момент мне удалось заснуть. Но проспал я недолго, разбудил меня Жан.
— Баррин! Барин! Смотрите, что это?! — закричал он.
Я вскинул голову, готовый от досады задать камердинеру хорошую трепку. Но сердце мое смягчилось, когда я увидел то, что вызвало изумление французишки. Мы проезжали мимо останков воздушного шара. Некогда серо-голубая, а теперь грязная, облепленная опавшей листвой, оболочка покоилась в стороне от проезжей части. Замызганный дождями и снегом золотой лев проводил нас укоризненным взглядом.
Вскоре мы приехали в Тосну. В памяти поневоле возникла страшная картина — Петруша Рябченко с разорванным горлом и зарезанный почтовый комиссар. Пришла мысль, что лучше сразу же ехать дальше, не задерживаться. Вопрос в том, имеются ли наготове лошади? Впрочем, я полагал, что новый почтовый комиссар, как и его несчастный предшественник, должен живо откликнуться на пару гривенников и хорошую зуботычину.
Я переступил порог почтовой избы и застыл как вкопанный. Неуклюжий французишка, тащивший в охапке котов, врезался в меня сзади.
Знакомая фигура поднялась со скамьи и двинулась навстречу мне.
— Так я и знала, что дождусь тебя здесь, — промолвила она.
Я обнял ее и принялся губами собирать слезы, бегущие по щекам.
— Алессандрина, Алессандрина, и я знал, знал, что найду тебя здесь, — соврал я.
Полагаю, эта ложь была простительной.
