Акванавты - [26]

— Это неважно, — отзывается голос.

— Что неважно?

— Все, что ты говорил. Я — Тьма, понимаешь? Этим все сказано.

— Н-да, пожалуй…

Я вслушиваюсь в раскаты одиноко бродящего эха. И ощущаю течение времени. Время течет, как вода. Я набираю его целыми пригоршнями, дивясь, что стал обладателем такого богатства. Когда-то давным-давно, в счастливую пору рождения детских, еще неясных желаний, я очень любил играть фонтанными струйками. Ловил прозрачную воду руками, стремясь задержать в мокрых ладошках это неиссякаемое увертливое сокровище. Так и теперь: мне кажется, я властелин никому не подвластного времени. Черпаю от его огромных запасов, небрежно проливая капли-минутки.

И снова где-то за моей спиной слышится смех:

— Я вижу, ты доволен подарком.

— Подарком?

— Конечно… Бери, я дарю тебе вечность.

— Зачем мне вечность? — меня охватывает разочарование.

Голос медлит с ответом. Наконец говорит:

— Вечность — ведь это же так заманчиво!..

— Вечность — это небытие. Твой подарок лишен всякого смысла.

— Вот как! — удивляется голос. — Значит, боишься?

— Нисколько. Просто мне не нужна беспредельность во времени. Я знаю этому цену. Недосягаемый призрак, обман…

— И я беспредельна. Я тоже, по-твоему, призрак, обман?

В этом вопросе звучат лукавые нотки. Но я не колеблюсь:

— Да, тоже.

— Я — Тьма! — вскипает негодованием голос. — Беспредельная, вечная Тьма! Я существую!

И в негодующих возгласах мне чудится что-то наивное, до смешного похожее на женский каприз. Черт подери, я даже немного смущен.

— Вот видишь, — смягчается голос, — мне больно слышать дерзкие речи. Но я как женщина великодушна и прощаю тебя.

— Спасибо. Но тем не менее должен заметить, что власть твоя эфемерна. Ночь уходит с наступлением дня и тьма исчезает.

— День!.. — Голос презрительно высокомерен. — Что есть день? Жалкий обман планетарных масштабов. Все остальное пространство — безграничная тьма. И ты смеешь возражать против этого?

— Смею. Тьма — обедненное светом пространство и только. Но стоит ли спорить об этом? Может быть, просто скомандовать скутеру включить освещение?

— Не нужно. Впрочем, попробуй. Я все равно останусь с тобой в другом своем качестве. Ты уже мой! Навсегда… Погляди: в твоих руках горит голубая звезда. Это судьба.

Бросаю взгляд на батиметр. Чистый голубой огонек… В сердце вонзается жало веселого ужаса. Меня разбирает смех.

— Я не боюсь тебя, Бездна! Ведь это твое настоящее имя, не так ли?

— Я не скрывала. Но ты слишком поздно догадался об этом.

— Не имеет значения. В конце концов я намерен взять у тебя интервью.

— Любопытно. О чем же ты хочешь спросить? Ах, я уже знаю! У него было странное имя — Вилем… Кажется, так?

— Верно. Ты буквально читаешь все мои мысли. Да, Вилем Пашич… Но по-чему же «было»? «Было» — очень нехороший симптом.

— Скверные предчувствия не обманули тебя. И довольно об этом.

— Продолжай! Хочу знать все о его таинственном исчезновении. Иначе я не поверю тебе. Слышишь, ты…

— …Дорогая! Назови меня так хотя бы однажды, — раздается тихий и грустный смешок: — Какие вы странные, люди… Даже в объятиях Бездны вам обязательно нужно думать о ком-то другом.

И столько неподдельной тоски в этом признании, что где-то внутри все цепенеет от жалости. Удивительный голос. Голос сумеречного одиночества…

— Зачем тебе Вилем? Слышишь, я произношу это имя с презрением. Да, я ждала его, надеялась, но все понапрасну. Упрямец не желал познать беспредельность. И страшно наказан. Он спит, и уже никогда не проснется. Зачем тебе он? Ведь ты не знаешь его! Вы ни разу не были вместе, как ты и я, как ты со мной!..

— Видишь ли… — прерываю поток быстрых, горячечных слов. — У нас, у людей, довольно обширная география. Но мы научились крепко стоять друг за друга. Жизнь научила… Впрочем, для тебя все это — китайская грамота.

— Не к месту, — возражает голос. Опять он насмешлив, как прежде.

— Что не к месту?

— Китайская грамота. Все, что угодно, только не это. Я не впервые встречаюсь с людьми, и могла бы похвастать знанием языков, о которых твои современники имеют очень смутное представление. Первые морепроходцы.

— О, я понял, довольно! От слов твоих веет ароматами кладбища.

— Но ты не обвиняешь меня?

— Нисколько. С точки зрения морского права твоя деятельность безупречна.

— Оставь иронию. Нам следует поговорить серьезно.

— Нонсенс!.. О чем серьезном можно говорить с тобой? Я не могу испытывать доверие к невидимому собеседнику. Даже с таким вот приятным и волнующим голосом.

— Ты ставишь условия? Впрочем…

Фраза не закончена. Молчание. За этой незаконченностью и молчанием чувствуется напряженная борьба непонятных мне решимости и опасений. С любопытством ожидаю финал.

— Впрочем, я не слишком упряма.

Ага, победила решимость.

Краешком глаза вижу: в стороне возникает темное вертикально-продолговатое пятно, окруженное призрачным сиянием. Где-то в отдалении начинают дробно бить барабаны — тягучий и однообразный ритм. Пятно растет, приближаясь, и теперь я могу разглядеть женскую фигуру, закутанную с головы до пят в черное, усеянное жемчужными брызгами покрывало.

— А вот и я, — говорит знакомый голос. — Ты удивлен? Ничего, это пройдет. Как тебе нравится мой туалет?