Аксиоматик - [114]

Поэтому я лег на кровать и сделал то, что большинство клиентов Бентли, вероятно, в конечном итоге делает.

Когда они соединялись, Шиана и Майкл оба имели опасения за приватность, и оба были выпустили компенсирующие, не говоря уже об оборонительных, ментальные заявления об искренности, не желая дать другому подумать, что они что-то скрывают.

Их любопытство было противоречивым; они хотели понять друг друга, но, конечно же, не подсматривать.

Все эти противоречия продолжались во мне, но уставившись в потолок, стараясь не смотреть на часы снова, по крайней мере, еще тридцать секунд, я на самом деле не хотел принимать решение. Это была самая естественная вещь в мире, позволить моему разуму отправиться назад по течению наших взаимоотношений, с обеих точек зрения.

Это было очень своеобразным воспоминанием. Почти всё казалось неопределенным, удивительным и совершенно знакомым, как расширенная атака дежавю. Это было не так, как они часто излагают намеренно, чтобы обмануть друг друга о чем-то важном, но вся мелкая ложь во спасение, все скрытые пустые обиды, все необходимые, похвальные, необходимые, любящие обманы, которые держали их вместе, несмотря на их различия — это все наполнило мою голову со странной туманом замешательства и разочарования.

Это не было в каком-то смысле разговором, я не был множественной личностью. Шианы и Майкла просто не было — чтобы оправдать, объяснить, что они обманывали друг друга снова и снова с самыми лучшими намерениями. Возможно, мне следовало бы попытался сделать всё это от их имени, но я был уверен в своей роли, не в силах принять какую-либо сторону. Так что я лежал, парализованный симметрией, позволяя их воспоминаниям просто течь.

После этого, время понеслось так быстро, что у меня уже не было шанса разбить зеркало.

Мы пытались побыть вместе.

Мы выдержали неделю.

Бентли сделал, в соответствии с требованиями закона, снимки (снэпшоты) наших жемчужин до проведения эксперимента. Мы могли бы вернуться к ним, а потом уже ему пришлось бы объяснить почему, но самообман — легкий выбор, если вы сделаете это вовремя. Мы не могли простить друг друга, потому что не было ничего, чтобы прощать. Никто из нас не сделал чего-то, что другой мог не понять, и посочувствовать, полностью.

Мы знали друг друга слишком хорошо, вот и всё. Подробности, после крошечных гребаных микроскопических подробностей. Это не было больно, это было больше. Оно нас ошеломило. Это подавляло нас. Мы не знали друг друга, как мы знали себя, это было хуже всего. В самом себе, детали размылись в самих процессах мышления; умственное разделение возможно, но потребуется больших усилий, чем можно выдержать.

Наше взаимное разделение не принесло никакого напряжения; это естественное состояние, в которое мы попадали в присутствие друг друга. Наши оболочки были содраны, но они не раскрыли проблески душ. Все, что мы могли видеть под кожей: было винтиками и гаечками. И я узнал теперь, что Шиана всегда хотела больше всего в любовнике, чтобы он был чужим, непостижимым, таинственным, тёмным.

Главный смысл для нее — из возможности быть кем-то ещё — был смысл противостояния непохожести. Без этого, она считала, что вы могли бы также говорить с самим собой. Я обнаружил, что теперь тоже разделяю эту точку зрения (изменение, точное происхождение которого я не хотел знать, но потом…, я всегда знал, что она была сильной личностью, и был должен догадаться, что что-то будет стертым). Вместе нам было бы также хорошо, как и по отдельности, поэтому у нас не было выбора, кроме как расстаться.

Никто не хочет провести вечность в одиночестве.

_{Перевод с английского: любительский.}

НЕУСТОЙЧИВЫЕ ОРБИТЫ В ПРОСТРАНСТВЕ ЛЖИ >Рассказ

Greg Egan. Unstable Orbits in the Space of Lies. 1992.

12 января 2018 года человеческая раса перешла некий предел и испытала внезапное и необратимое изменение психического состояния. Сознание человека стало абсолютно прозрачным для верований, принципов и глубочайших убеждений. Идеи сражались друг с другом, и ареной битвы была человеческая мысль.

Теперь люди живут на сопредельных территориях, в каждой из которых правит своя система. А по узкой меже границ, как по орбите, путешествуют свободные бродяги…

Спокойнее всего мне спится посреди скоростного шоссе. В крайнем случае на его ответвлениях, проходящих через районы, где притяжение ближайших аттракторов примерно уравновешивается. Мы с Марией тщательно укладываем наши спальные мешки вдоль выцветших белых разделительных линий, уходящих на север (тут, возможно, сказывается едва ощутимое влияние Чайнатауна с его геомантией — ее не полностью подавляют научный гуманизм с востока, либеральный иудаизм с запада и воинствующий, антидуховный и антиинтеллектуальный гедонизм с севера), и я могу мирно уснуть, не опасаясь, что утром мы проснемся, всем сердцем веря в непогрешимость Папы, чувствительность Геи-Земли, призрачные откровения медитации или волшебную целительную силу налоговой реформы.

Поэтому, когда я, проснувшись, обнаруживаю, что солнце уже высоко, а Мария куда-то ушла, — я не впадаю в панику. Ночью она не могла попасть под влияние никакой веры, никакого мировоззрения, никакой культуры. Границы областей притяжения в течение дня колеблются на десятки метров в ту или другую сторону, но невозможно представить, чтобы они могли забраться так далеко в глубь нашей драгоценной пустыни, где властвует сомнение и традиционных устоев больше нет. Не представляю, почему Мария могла просто встать и уйти, не сказав ни слова, но она время от времени совершает абсолютно непостижимые поступки. Как и я, впрочем. Несмотря на это, мы уже год как вместе.