Аксиома подлости - [43]

– Не пущу! Даже и не думай! Ты что, совсем псих? Из-за какого-то розыгрыша? Да не стоит оно того!

Ответом ей было молчание. Женька стоял, не шевелясь, не глядя на запрокинутое лицо Наташи. И тут случилась совершенно невероятная вещь – из её глаз выкатились две огромные слезы, а за ними – целый бурный поток, сопровождаемый судорожными всхлипываниями. Женька никогда не видел Наташу плачущей.

– Да ничего я с собой не сделаю, – пробурчал он угрюмо.

Высвободившись из кольца Наташиных рук, Женька пошёл, не зная куда, опустошённый и раздавленный свалившимся на него разочарованием.

А Наташа, вернувшись в квартиру и собрав проклятые кассеты, сказала тёте Лиде, что завтракать пока не будет.

– Натусь, у тебя всё в порядке? Твой гость уже ушёл? – полноватая женщина с абсолютно седыми волосами участливо смотрела на племянницу.

– Да, тёть Лид, – Наташа скрылась в ванной.

Зеркало, наш самый объективный собеседник, попыталось улыбнуться ей в ответ. Не получилось…

Отец-полярник не вернулся из экспедиции – замёрз во льдах – накануне Наташиного шестилетия. Мать воспитывала дочку спустя рукава. И потому, что всегда хотела сына, а потянуть двоих детей семья Лавровых никак не могла, особенно после гибели кормильца. И потому, что была молодой, привлекательной и мечтающей женщиной, а наличие дочери – всего лишь досадная помеха, её главный недостаток, отпугивающий потенциальных воздыхателей.

Эти мечты стали реальностью, когда Наташе стукнуло шестнадцать. Мать объяснила, что «теперь ты – взрослая и во мне не нуждаешься, а я выхожу замуж и уезжаю за границу». И Наташа с радостью отпустила свою мать замуж за финского дальнобойщика. С ещё большим удовольствием она бы отдала маму за какого-нибудь потного лысого негра-дегенерата, только вчера слезшего с пальмы и не умеющего пользоваться туалетной бумагой.

Единственными Наташиными родственниками были сестра матери тётя Лида и её дочь, кузина Светка. Наташа училась в Санкт-Петербургском инженерно-экономическом университете на кафедре маркетинга, а на летние каникулы ездила в Москву и гостила у родни. Светка была моложе почти на десять лет, и Наташа игралась с ней, как с куколкой. Тётя Лида прекрасно принимала свою племянницу, а родную сестру, полную свою противоположность, ненавидела, и присылаемые той из Финляндии подарки и деньги гордо отправляла обратно. Вскоре сёстры окончательно порвали последние связующие их родственные нити.

Получив диплом, Наташа устроилась менеджером в супермаркет. Теперь она посещала Москву во время отпуска, который не всегда приходился на лето. Именно в Москве пару лет назад подстерёг Наташу приступ аппендицита, который испортил очередной отпуск и занёс её в тринадцатую горбольницу. Как и всякий нормальный человек, Наташа терпеть не могла больницы и приготовилась как минимум к недельной скуке. На третий день после операции она прохлаждалась в холле, пытаясь одновременно смотреть бразильский сериал и читать криминальный роман. Вдруг, откуда не возьмись, появилась худенькая рыжеволосая девчонка, которая села рядом, заглянула Наташе в книжку и произнесла с неподражаемым акцентом:

– Я убью тебя, сказала рабыня Изаура, и застрелила Агату Кристи!

Наташа захлопнула роман и ответила, передразнивая акцент:

– Моя плёхо понимать по-рюсски, пли-из! Моя жить шведская семья и работать тормозом от «Вольво», пли-из!

Так они весело познакомились – Наташа Лаврова и Маша Мартынова. Наташа в тот день долго и напрасно извинялась перед Мэй за своё обезьянничание. Зато когда Мэй предстояло выписываться, она жуть как не хотела расставаться с новой знакомой. Народ остерегался Наташи по причине тяжёлого характера и её тяге к независимости, поэтому всякие подружки-квакушки рядом с ней долго не выдерживали. И только простая, бесшабашная и далёкая от стереотипов Мэй смогла прибиться к её берегу надолго. А фундаментом их дружбы стало безграничное доверие.

Наташа уехала в Питер, и они с Мэй начали переписываться по электронной почте. В этих письмах они рассказывали о самом сокровенном, а также делились переживаниями по банальному поводу отношений с противоположным полом. Так Наташа узнала о необыкновенной биографии Мэй, а Мэй – об огромных проблемах подруги в области романтической любви. И однажды, из лучших чувств, Мэй подкинула Наташе текст одного объявления в московской газете. Подобных серых, невзрачных и убогих объявлений в газетах была тьма-тьмущая, но Наташа то ли со скуки, то ли из благодарности подруге откатала одинокому романтику письмецо. И… увлеклась. Женька оказался неординарным поэтом и талантливым композитором. В переписке с ним Наташа могла себе позволить и откровенность, и чувственность, ибо это копилось много лет и тяготило душу в реальной жизни, и это никак не могла компенсировать Мэй, потому что, к великому сожалению, не была мужчиной.

И вот наступило очередное лето, и Наташа, выпросив у начальства отпуск, собралась в Москву. Её ждала соскучившаяся Мэй, её ждала Светка, которая писала о своих проблемах и очень надеялась на помощь сестры. Но не к ним собиралась Наташа – она собиралась к Женьке. Она сообщила дату и время по телефону – это был их единственный разговор. Но на Ленинградском вокзале её никто не встретил, более того, на телефонные звонки никто не отвечал. В смятении чувств Наташа отправилась к Мэй, которая тогда уже уехала от отца и снимала квартиру на Костромской улице. Мэй не подозревала о существовании Женьки – переписка с ним для Наташи стала настолько сокровенной, что никто, даже подруга, не имел права о ней знать.