Академик Ландау. Как мы жили - [25]

— Кора, это все неосуществимо, он влюблён в тебя.

— Аня, давай пари.

— Давай, на что?

— Хрустальная ваза для цветов, — сказала я.

Летом 1939 года я получила телеграмму из Москвы: «Ваза за нами». Подпись: «Аня и Костя Андреевы».

Когда Анечка с Костей ушли на балет, я лежала и рыдала. Ещё один очень стоящий парень хотел на мне жениться. Ещё в Киеве один подлец застрелился: я не хотела быть его женой! А Дау — не захотел. Почему? Неужели в браке гибнет любовь? Нет, нет! Дау неправ. Я никогда не смогу его разлюбить! Его никогда нельзя забыть! А он в опасности. Даже Анечка, как пророк, сказала: он в большой опасности. Опасность была велика!

Здесь я должна остановиться, чтобы объяснить, почему мне было так одиноко, когда Дау не было рядом целый год.

Согласно философии, которую внушал Дау, я имела право ответить взаимностью желаниям Кости. В этом случае Дау мог только приветствовать моё поведение и радоваться, что я смогла скрасить своё одиночество. Сомнений в искренности представлений Дау о человеческих отношениях у меня не было. Костя, как я писала, был красив, обаятелен, любил меня и мечтал видеть во мне свою жену, чему так противился Дау. Но, к сожалению, я не была вольна распоряжаться своими чувствами. Я бесконечно терзалась, я ничего не знала о Дау! Я его любила, и ни один мужчина мне не был нужен.

Это ощущение было тем острее, что я не верила в возвращение Дау. В то время ушедший не возвращался. Я не ждала его! Но в тот год я поняла: после Дау никогда никого полюбить не смогу. Испытав силу большой, настоящей страсти, влюблённости, на «эрзац» пойти невозможно!

Но свершилось чудо!

Глава 15

30 апреля 1939 года ночью зазвонил мой телефон в Харькове. Слышу голос Дау:

— Коруша, милая, ты есть? Ты меня не забыла?

— Дау, ты?!

— Я.

— Откуда звонишь?

— Из Москвы, из своей квартиры. Когда ты приедешь? — Сейчас, сегодня. Нет, наверное, завтра.

Но завтра тоже не смогла, было много общественных дел и работа. Через несколько дней оформила отпуск. В Москве при встрече:

— Даунька, милый, как ты исхудал. Ты стал совсем прозрачный. А где мои чёрные, красивые локоны?

— Корочка, дорогая, это все такие мелочи. Я счастливчик! Я ещё увижу небо в алмазах! А, главное, я снова с тобой! Я этот год жил мечтой о тебе. Представляешь, вдруг следователь показал мне твои фотографии, говоря: «Если подпишете, то за этими стенами есть вот какие девушки». — «Она в жизни гораздо красивее, — ответил я. — А подписать подтверждение, будто я — немецкий шпион, я не могу! Подумайте сами: всю свою жизнь я влюблялся только в арийских девушек, а нацисты это преследуют».

— Даунька, а потом подписал?

— Нет, Коруша, я не мог этого подписать.

— Дау, скажи, там было очень страшно?

— Нет, что ты, совсем не страшно. Я даже имел некоторые преимущества.

— Какие?

— Во-первых, я не боялся там, что меня могут арестовать! Во-вторых, я мог ругать Сталина вслух, сколько хотел. Я занимался наукой и сделал несколько работ. Коруша, я там даже немного развлекался.

— Там были девушки?

— Ну что ты, конечно, нет. Но там было много ослов-подхалимов. Я их дразнил, а дразнение — это своеобразное развлечение. Я очень люблю дразнить, когда есть за что!

— Как же ты их дразнил?

— Подхалимы, сидевшие со мной в одной камере, вваливаясь после допроса, выкрикивали: «Да здравствует Сталин!». А я им цитировал Ленина: «Никто не повинен в том, если родился рабом, но раб, который не только чуждается стремления к своей свободе, но приукрашивает и оправдывает своё рабство, есть внушающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

Все эти высокопоставленные чиновники, к которым я попал в компанию, очень плохо помнили учение Ленина и совсем не знали «Капитала» Маркса.

— Даунька, что у тебя с руками? (Руки по локоть были как бы в красных перчатках.)

— Ты испугалась моих рук? Это мелочь, все пройдёт, просто нарушен обмен веществ. Понимаешь, там было пшённое меню. А пшено я не ем, оно невкусное. Когда пришёл приказ прекратить моё дело, я уже не ходил. Только лежал и занимался тихонько наукой.

— Ты лежал, умирал с голоду, при том, что тебе подавали готовую горячую свежую еду?! Даунька, а нормальные люди, когда голод, едят опилки и лебеду. Ты ведь хотел выжить?

— Ещё бы. Очень. Мечтал выжить, чтобы увидеть тебя.

— Но ведь ты принимаешь лекарство. Разве оно вкусное?

— Нет, лекарства по своей идее должны быть невкусными. Я их принимаю по предписанию врачей.

— И пшено ты должен был принимать как лекарство, по предписанию жизни, чтобы выжить!

— Корочка, какая ты умная, я не догадался так сделать. Пшено как лекарство я смог бы употреблять. Очень, очень хотелось выжить!

— Дау, ты всегда был для меня загадочно непонятен. С первой нашей встречи ты без конца меня удивлял и покорял. Вначале я решила, что ты человек не нашей эпохи. Родился на тысячу лет раньше. Но ты человек не нашей планеты!

— Нет, я просто счастливчик. Коруша, мне страшно повезло, понимаешь, наш Кентавр сделал эксперимент с гелием. Он считал свои результаты открытием. Но ни один физик-теоретик мира не может объяснить это загадочное явление природы. Капица считает, что это все смогу объяснить я один! Об этом Пётр Леонидович Капица написал письмо в Центральный Комитет, и вот я с тобой.