Ахматова без глянца - [115]
Пятого марта утром Анна Андреевна почувствовала себя плохо. Нина Антоновна срочно вызвала врачей. В 11 часов врачи, выйдя из палаты, сообщили Нине Антоновне, что Ахматова скончалась. Нина Антоновна тут же из санатория позвонила об этом домой Виктору Ефимовичу. Ардов сообщил ближайшим друзьям Ахматовой, в том числе и Арсению Тарковскому. Тело Ахматовой из санатория к концу дня было уже перевезено в морг института имени Склифосовского.
Известие о смерти Ахматовой быстро распространилось по Москве. Скульптор Зоя Масленникова позвонила Ардову, сказала, что хочет снять маску с лица Ахматовой, пока еще не поздно, и просила у Ардова содействия. Вечером Виктор Ардов сообщил Зое Масленниковой, что разрешение получено. Масленникова пригласила форматора, и в полночь они были в морге. Форматор приступил к работе, и маска была снята. Зоя Афанасьевна хотела еще сделать слепок руки, но рука показалась ей немного распухшей, и она не решилась.
В тот же день в 22 часа было передано по радио сообщение о кончине Анны Ахматовой, на другой день это сообщение было напечатано в «Правде».
Прощание
Михаил Викторович Ардов:
Этот день — 5 марта 1966 года — я не забуду никогда. В одиннадцать утра в ленинградской квартире моего брата Алексея зазвонил телефон. Кроме меня там никого не было, я поднял трубку и услышал голос своего отца, он говорил из Москвы:
— Миша, скончалась Анна Андреевна…
И он принялся излагать подробности — как это произошло и где… А я ничего этого воспринимать не мог, настолько я был ошарашен… Смерть Ахматовой… После разговора в моем сознании осталась только одна фраза:
— Похороны в Ленинграде.
Я повесил трубку и стал соображать: как же это все будет… Ахматову надо отпевать в церкви, а деятели из ленинградского Союза писателей постараются этому воспрепятствовать. И в голове моей созрел план.
Я помчался на киностудию «Ленфильм» и отыскал кабинет редакторши, которую звали Ирина Николаевна Тарсанова. Эта симпатичная, интеллигентная дама была женою поэта Михаила Александровича Дудина, а он в те годы возглавлял организацию ленинградских писателей
Поздоровавшись, я сказал:
— Ирина Николаевна, сегодня утром в санатории под Москвой умерла Ахматова. Этого еще никто в Ленинграде не знает, я сообщаю вам первой. Похороны, конечно же, будут здесь. Но вот какая проблема: Анна Андреевна была верующим человеком, и ее необходимо отпеть в православном храме. А я боюсь, что со стороны работников Союза писателей могут быть возражения…
Тарсанова была польщена, что я обратился к ней по такому случаю, и немедленно позвонила помощнице своего мужа. Сообщив о смерти Ахматовой, она сказала:
— Ее надо хоронить, как положено в России, — сначала отпеть в церкви, а потом уже устроить прощание… Вы меня понимаете?..
Собеседница, как видно, была понятливая, и возражений не последовало.
Вечером того же дня мы с братом Алексеем отправились на квартиру Ахматовой, вскоре туда приехал Иосиф Бродский. <…>
6 марта 1966 года. Мы с Бродским бредем по кладбищу в Павловске, в том самом «Павловске холмистом»… Мы ищем место для могилы Ахматовой. Нас сюда послала И. Н. Пунина. Узкая дорожка между могилами упирается в забор, и там стоит сосна — рослая, стройная…
— Ну, — говорю я, — вот тут, пожалуй, можно было бы… Но нет, не пойдет… У Пастернака три сосны, а у нас будет только одна…
Иосиф грустно усмехается:
— Ей бы эта шутка понравилась…
Мы медленно бредем прочь от павловского кладбища… И вдруг нас осеняет… Зачем мы слушаем эту дуру Пунину? Ахматова сама точнехонько указала место для своей могилы. Мы вспоминаем последние строки «Приморского сонета»:
Мы спешим в Комарово на кладбище… Там широкая дорожка, она упирается в забор, а сзади — целый лес сосен (гораздо больше, чем в Переделкине). И мы понимаем: именно здесь…
А дальше начались многодневные хлопоты, мы боролись за то, чтобы нам отдали место в конце дорожки. Мы говорили, что могила Ахматовой будет предметом поклонения тысяч людей и т. д. А нам отвечали, что кладбище в Комарово — «перспективное» и должно развиваться в запланированном направлении, а посему на центральной аллее никого хоронить нельзя…
В наши хлопоты были вовлечены многие лица, в том числе поэт Михаил Дудин, тогдашний секретарь ленинградской писательской организации. В те дни он пребывал в самом Комарове, в Доме творчества. Он позвонил оттуда и сказал мне буквально следующее:
— Я там только что был, на кладбище… Они предлагают другое место, в стороне… По-моему, очень хорошее место, надо соглашаться… А я, грешник, с трудом удержался, чтобы не сказать ему: «Хорошо, Михаил Александрович. Если вам предлагаемое ими место так нравится, быть может, приберечь его для вас?..»
В конце концов все решилось в самый день похорон. Помогла, дай ей бог здоровья, Зоя Борисовна Томашевская. Ее приятель, фамилия которого, если не ошибаюсь, была Фомин, в те годы состоял в должности главного архитектора Ленинграда.
Он-то и приказал местным деятелям прекратить сопротивление…
