Ахилл - [24]

Плохое начало для войны!..

Но тут же по лицу Агамемнона я понял, что благая мысль сразу вслед за тем осенила его. Смекнул, что и боевой пыл его брата может пойти на пользу дела.

— Так тому и быть! — возгласил. — С нашей стороны будет драться мой брат, славный спартанский царь Менелай, оскорбленный вашим Парисом! Но не с Гектором он будет драться, — ибо доблестный Гектор не наносил ему никакого оскорбления! Нет! Он будет драться с тем, кто нанес ему обиду! С вашим царевичем Парисом — вот с кем будет драться за жену свою, прекрасную Елену, мой брат!

И вправду, это было для него лучше, чем бой Гектора с Аяксом. Гектор — сразу видно — воин превосходнейший. Аякс, конечно, силен; однако и Бусилай когда-то был куда как силен, — а чем для него тогда схватка с Ахиллом закончилась? Мало ли что там будет, если Гектор выйдет против Аякса.

А вот если Менелай выйдет против Париса — иное дело. Менелай — настоящий воин, уже во многих битвах участвовал, а Парис хрупок, утончен, хорош только для совсем иного рода битв и не мечом, а совсем иным оружием силен. Тут уж исход схватки предрешен заранее. Зато — как воспрянут духом наши воины, когда увидят, что боги на нашей стороне!

Гектор же, наоборот, приуныл. Гибель брата, наверняка, уже виделась ему: не одолеть Парису закаленного спартанца. И отказаться нельзя: вызов уже принят. А если с той стороны драться будет Менелай, то кому же еще, как не Парису, обидчику, выходить против него?

Мрачно сказал:

— Будь по-вашему. Когда поединок?

— Сегодня! Сейчас! Немедленно! — снова подскочил Менелай, но Агамемнон его попридержал:

— Ну-ну-ну! Сперва договоримся об условиях... А условия наши таковы, — обратившись к троянцам, сказал он. — Поединок состоится завтра утром. И во время этого поединка ваши гоплиты будут стоять у стен города, а то, глядишь, кто-нибудь из них вмешается в схватку. А наши воины сойдут с кораблей и выстроятся линией у самого берега, тоже далеко не заходя. Лишь на таких условиях может быть угодный богам справедливый поединок! А вблизи дерущихся будут лишь двое. С вашей стороны — доблестный Гектор, в чье благородство я верю, а с нашей — кому еще и быть, как не мне, брату Менелая?.. Как, подходят вам эти условия?

— Да будет так, — сказал печально Приам.

Он сделал знак, и троянцы уныло покинули шатер.

Зато Агамемнон возвращался на корабль, не в силах сдержать своей радости. В этих переговорах он достиг даже больше, чем хотел. Помимо того, что большой войне быть, и теперь уже никто, даже боги, не предотвратит ее, — помимо этого, он выговорил право для нашего войска беспрепятственно высадиться на троянский берег. Да еще наверняка Менелай прикончит завтра их царевича — и тогда увидят наши воины, что им сопутствует воля богов!

Рад был Агамемнон, все видели, как он рад!..

Уже ночью наши начали сходить с кораблей на берег...

Менелай, верно, всю ночь не спал, предвкушая сладостную месть, ибо, лишь только утро забрезжило, он был уже в доспехах, при оружии, и нетерпеливо расхаживал вдоль наших строящихся рядов.

И вот настал долгожданный для него час — вострубили трубы на стенах Трои, ворота открылись, и из них вышли двое — невысокий Парис и возвышавшийся за ним Гектор. Парис был в великолепных доспехах, со щитом в позолоте, с очень длинным мечом из драгоценного железа, наверняка; но, несмотря на свое превосходное снаряжение, ступал он робко, это видели все.

Лишь когда они прошли половину расстояния от Трои до берега, Агамемнон, до сих пор придерживавший брата, сказал:

— Пора!

Конечно, вооружение у Менелая было куда проще, чем у Париса, — тут нам не угнаться за ионийцами, — но по тому, как яростно он рвался в бой, все понимали, на чьей стороне истинная сила. И загремели наши гоплиты щитами, подбадривая его. Троянские же воины стояли у стен города тихо, явно уже не ожидая от этой схватки ничего доброго.

Менелай набросился на него так яростно, что не устоял бы, может, и сам Аякс, — а тут всего лишь изнеженный, хрупкий царевич. Парис и про меч свой длинный, железный сразу забыл, только сил и доставало прикрываться щитом. Но и щит не слишком помогал — удары Менелая были столь сильны, что несколько раз царевич валился с ног и едва успевал вскакивать, пока спартанец не смешал его с песком. Менелай же свой щит вовсе отбросил, взял меч обеими руками и рубился с таким исступлением, что, казалось, каждый его удар должен был стать последним для царевича.

Из наших рядов кричали:

— Что, Парис, это тебе не чужих жен воровать!

— Разделай его, Менелай!

— Освежуй его, как ягненка!

Парис, хоть его еще не настиг меч Менелая, был уже весь в крови — собственный щит разил его тыльной стороной при каждом ударе спартанца, в кровь разбивая ему лицо.

Удар, еще один!.. И вдруг Парис, уронив и меч, и щит, под улюлюканье, доносившееся из наших рядов, устремился прочь и, отбежав, укрылся за щитом своего брата Гектора.

— Всё! — поспешил крикнуть Гектор. — Поединок закончен! Победа за Менелаем!

Но Менелаю того было мало, спартанец жаждал крови, только крови Париса. Он налетел на Гектора и все с той же силой рубанул по его щиту.