Ахилл - [19]

Был среди нас Леонтей, опытный воин — он попытался Акторида остудить: мол, где это видано — чтобы ахейцы нападали вот так, россыпью? Мы же не дикие кентавры, не знающие строя. Да и саламинцев с мирмидонцами дождаться не мешало бы.

А тот в ответ ему:

— Жалкий трус! Испугался ионийских копей?! — И — секирой ему по голове.

Так еще до Трои и пока еще без участия ионийцев пролилась наша первая в той войне кровь.

Остальные, страшась разделить участь Леонтея, бросились на строй гоплитов, подобно неразумным варварам.

Россыпью налетели, как брошенная пригоршня гороха — и так же, словно горох, отлетели от их щитов, оставив на песке добрых три десятка наших воинов, напоровшихся на копья.

Теперь уже, не слушая, что там сзади кричит наш лишенный разума военачальник, они сами стали наспех выстраивать боевой порядок, — да только вот так вот, наспех-то, его хорошо не выстроишь. Ионийцы видят — дела наши плохи, — и все тем же правильным строем двинулись на нас.

Акторид, сколь ни был глуп, уже, как видно, смекнул, что и для него все это скверно может закончиться, — совсем по-другому заговорил:

— Храбрые микенцы! Держитесь! Сейчас мирмидонцы с саламинцами подойдут!

А нас тем временем уже к самой воде прижали, держимся из последних сил, того и гляди, сбросят нас в море. И кораблям Ахилла и Аякса тут не подойти — мы заслоняем берег своими спинами. Поэтому они причалили корабли немного поодаль, там их воины быстро высадились, но, разумеется, не бросились с ходу в бой, как мы, а начали быстро выстраиваться. Ахилл и Аякс — это тебе не Акторид, чтобы кидать в бой своих воинов, как песок по ветру.

Любо было смотреть, как выстраиваются и как затем, не теряя строя, движутся Ахилловы мирмидонцы в своих черных доспехах! Издали — точь-в-точь муравьи, не зря муравьиным народом они прозваны. Следом — фаланга рослых, почти как их предводитель, Аяксовых саламинцев. Всего-то их вместе, и тех, и других, не больше сотни, а сразу ясно — эти не станут, как мы, отступать.

Ионийцы видят, что к нам спешит подмога — с удвоенной силой начинают нас давить, чтобы с нами покончить прежде, чем те подойдут. Акторид, по пояс в воду зайдя, петухом заливается, что-то кукарекает сзади, но толку от этого чуть! Уже и наши задние ряды по колена в воде.

Аякс, Ахилл и Патрокл поняли, что гибель наша близка — и пока их гоплиты наступали ровными фалангами, бросились к нам на выручку сами, втроем.

И всего-то их было трое — но, уверяю тебя, Профоенор, сразу дрогнули неприятельские ряды! Ах, видел бы ты это, Профоенор!

Как Аякс гвоздил ионийцев своей страшной дубиной! Щиты их не спасали — он вплющивал их в землю вместе со щитами. Иногда его окружал добрый десяток воинов, они метались вокруг него, как собаки вокруг медведя, но миг спустя никого из этой своры не оставалось в живых, а Аякс стряхивал трупы с шипов своей смертоносной палицы.

А Ахилл и Патрокл!.. О, видел, видел бы ты их!.. Они взмывали ввысь над неприятельскими рядами, и после каждого такого взлета по два поверженных ионийца оставалось лежать на земле!..

Только что пришли нам на подмогу эти трое — и уже расстроились сплоченные ряды ионийцев, уже битва распалась на отдельные схватки накоротке...

Он и мне тогда спас жизнь, доблестный Ахилл. В какой-то миг я оказался в окружении сразу четырех противников. Следующий миг — и я повержен, надо мной занесены мечи... Вдруг — словно Танат пролетел на своих крыльях над головами моих врагов, — то Ахилл пришел мне на помощь. Один его полет, другой — и на земле четыре срубленных головы! Так что — если бы не Ахилл, мы бы с тобой не пили здесь нынче это вино...

А тут и фаланги саламинцев и мирмидонцев подошли. И наши микенцы уже приободрились, перешли в наступление. Еще чуть-чуть — и поле боя за нами. Все их гоплиты либо лежат бездвижно, либо в последних муках корчатся на земле.

Тут-то и наш Акторид снова вспомнил про свою секиру — устремился добивать раненых, а когда с этим покончил, прокричал:

— За мной, храбрецы! В город! Предать его огню! Никого не щадить, ни детей, ни женщин!

Ни Аякс, ни Ахилл, ни Патрокл, ни воины их, конечно, с места не стронулись — не станут львы поспешать за шакалом на его зов… Но те из наших, что во время сражения стояли в задних рядах, кинулись вслед за Акторидом. Это, уж поверь мне, обычное дело, дорогой Профоенор: кто последний в бою, тот первый в грабежах и насилии. И вскоре из-за стен полыхающего города стали доноситься вопли женщин и детей.

Я же в это время сидел на земле неподалеку от городских стен, еще не придя в себя после схватки, и самому не верилось, что совсем недавно, когда мы отплывали из Микен, будущая война представлялась мне чем-то величественным и красивым, как наш несшийся по морю флот. Нет, война — это хрипы сквозь кровавую пену на губах, это кишки, вываливающиеся из распоротых животов, это отрубленные руки и головы, валяющиеся в песке, это кружение грифов-падальщиков в небе, это смрадный дым пожарищ, это визг насилуемых женщин и девочек под гогот солдатни, — вот чем с той самой минуты стала для меня война, Профоенор!

...И еще об одном событии, связанном все с тем же набегом, хочу тебе рассказать, ибо потом оно имело продолжение, судьбоносное для всего похода.