Агония российской империи - [16]

На младших вице-консулов, главная обязанность которых заключалась в содействии укреплению британской торговли за границей, смотрели как на ненужных пришельцев. В отношении социального положения они как бы пребывали в чистилище между раем первого отделения и адом второго.

В то время процедура в отношении младших вице-консулов была такая. До занятия заграничного поста требовалось пробыть три месяца в консульском и коммерческом департаментах Министерства иностранных дел. Если не считать, что пребывание здесь дало мне возможность познакомиться со многими служащими министерства, то это была просто трата времени. Ввиду такого казенного отношения к торговой деятельности эти департаменты были самыми бездеятельными в министерстве. Старшие чиновники, работавшие в них, были люди, потерявшие всякое честолюбие и оставившие надежду на дальнейшее повышение. Это была последняя ступень к почетной отставке и пенсии.

В качестве первого в новом списке вице-консулов я был назначен отбывать свой стаж в консульский департамент. Моим шефом был лорд Дюферин, добрый и благородный человек, который выкуривал бесчисленное количество папирос и казался больным на вид, будучи таковым в действительности. От своих подчиненных он требовал хороших манер и исполнительности. Единственной его страстью были красные чернила. Мои первые две недели пребывания в министерстве были сущим несчастьем, сравнимым только с первыми двумя неделями пребывания в школе. Никто со мной не заговаривал. Я ежедневно являлся в 11 часов утра в туго накрахмаленном воротничке, в установленной короткой черной визитке и в полосатых брюках. Я регистрировал письма, поступавшие в небольших количествах от пострадавших английских подданных за границей. Случалось, я набрасывал черновики требований об уплате сумм, выданных авансом британскими консулами потерпевшим кораблекрушение морякам.

Однажды я испытал маленькое волнение. Поступило письмо, адресованное Его Величеству, начинавшееся словами: «Мой дорогой король». Оно исходило от молодой девушки, англичанки 17 лет, поступившей на службу к одному русскому помещику в Поволжье. От железнодорожной станции она находилась далеко, и хозяин весьма грубо и неприлично приставал к ней. Этот патетический крик из дикой страны, донесшийся до меня, заставил мое горло сжаться от волнения и негодования. Я написал решительную записку, одобренную с похвальной поспешностью. Телеграф заработал. Требовалось вмешательство посла Его Величества, и через тридцать шесть часов маленькая леди была освобождена и отправлена на свою родину — в Ирландию. Впервые я ощутил биение пульса Империи. Я отведал власти и почувствовал себя должным образом в гордо приподнятом настроении.

В общем, однако, здесь было мало работы, и я пребывал в строгом одиночестве. Каждый день я завтракал в ресторане — я не мог завтракать вместе с Кэем, своим коллегой по департаменту, так как у нас перерывы на завтрак не совпадали. Случалось, в коридорах я проходил мимо молчаливо великих и величаво молчащих фигур, принадлежавших к составу министерской иерархии. Украдкой я изучал их походку, их манеры, длинную гребущую походку сэра Эдуарда Грея, автоматически энергичную сэра Эр Кроу, грациозно элегантную сэра Малькольма и тяжеловесную поступь сэра Виктора Уэлслея. Это были смутные, внушающие страх тени в моем существовании, внушавшие правильное представление о моей собственной незначительности.

По мере того как я ближе знакомился с Гюи Лекоком, мое положение становилось легче. Мы вместе завтракали. Наряду с сэром Джорджем Бьюкененом и Гарольдом Никольсоном он был одним из немногих уроженцев Веллингтона в Министерстве иностранных дел. Когда мои братья выступали от Мальборса, я взял его посмотреть матч в регби между Веллингтоном и Мальборсом. Мы вместе играли в гольф. Я был допущен к игре в настольный крикет и стал мастером в этой области. От него я услыхал исторические анекдоты, ходившие по министерству, — о лорде Берти и других столпах минувших дней. Взамен, уступая своей склонности к откровенности, я рассказал ему историю своей жизни. Наша дружба росла столь быстро, что через несколько недель я был в состоянии заставить его слушать восточные очерки, написанные мною и отвергнутые английскими издателями. Нет сомнения, что он это занятие нашел более забавным, чем писание консульских записок.

Такое литературное времяпрепровождение, притом, разумеется, в рабочее время, привело к странному обороту моей судьбе. При обычных условиях меня по окончании шестинедельного стажа в консульском департаменте должны были перевести в коммерческий департамент, где мне пришлось бы находиться под опекой сэра Ольджернона Лоу, строгого формалиста, которого боялась вся молодежь. Тут как раз в нашем департаменте произошла перемена. Лорд Дюферин захворал, и его временно заменял Дон Грегори, бывший тогда младшим помощником. В это время случился агадирский инцидент, политическим департаментам пришлось работать усиленно, и наш штат убавили, чтобы помочь там. Однажды к концу дня, когда я читал вслух особенно трогательную историю о католическом миссионере на Востоке Гай Лекоку, вошел Дон Грегори. Слово «католик» привлекло его внимание: