Агнец на заклание - [3]

– А я почем знаю? – буркнул Бейкер, не удивляясь тому, что Бык уже знает о скором приезде Лэма в Хоупс-Энд.

Здесь новости распространялись с быстротой пролитого машинного масла: только что была маленькая лужица, а через минуту оно уже повсюду. Бейкер сгреб стаканы, сунул их ополоснуть в раковину на решетку, снова наполнил и подтолкнул по стойке к клиенту. Потом смахнул в ладонь монеты, которые выложил столбиком Бык, и отвернулся, чтобы отсчитать сдачу. В пабе Хоупс-Энда чаевых не признавали.

У Быка Трюса уцелело лишь несколько передних зубов, но он обнажил их все, забирая стаканы.

– Ждешь не дождешься завтрашней ночи, Сью? – заорал он. – Сколько уж воды утекло, а?

Грудастая и взмокшая Сью Суини за стойкой не ответила. Но ее щеки, шея и глубокая ложбинка между грудями, и без того розовые от жары, начали багроветь. Цикада вспомнил, какой у нее был вид, когда по радио передали ту самую новость. А вскоре прибежал Чудик Лэм, вопя как резаный: «Тревор позвонил родным и предупредил, что возвращается!» В ту минуту Сью не покраснела, а побледнела. Стала белой. Он уж думал, она лишится чувств. И не потому, что в пабе сидел Лес Хьюит. Хотя, Бог свидетель, жутко было смотреть, как каменеет лицо Леса, как его кулаки сжимаются, а Чудик все никак не уймется, заливается, будто выиграл в лотерею.

Утешить Леса было нечем. И он просто встал и ушел, оставив свой стакан на стойке. Наверное, домой направился, сообщить известие бедной Долли. Или просто сбежал, чтобы сгоряча не наломать дров.

С ощущением тяжести в желудке Цикада вперевалку расхаживал вдоль стойки, машинально собирал пивные стаканы, принимал деньги, давал сдачу. И украдкой посматривал на Сью: с поджатыми губами и разгоревшимися глазами, она лихорадочно работала, и одинаковые темные пятна расплывались под мышками на ее тугой желтой блузке. А что там и как со Сью – ему нет дела. Уже нет. Пусть чем угодно занимается с Тревором Лэмом. А что такого? Ведь она никому не отказывает.

Шесть лет назад, когда Сью только приехала сюда, ему было дело – ну, если вдуматься, может, не до нее самой, зато к ее большим мягким грудям, тяжелым, плотно сдвинутым бедрам, жадному и опытному рту. Господи, как же его ко всему этому тянуло! Сью Суини вытворяла с ним и для него то, о чем с Шэрил и заикаться не следовало. Господи, да они с Шэрил были женаты уже полгода, а самое большее, что она ему дозволяла, – задрать подол ее ночной рубашки в субботу вечером. А потом лежала, зажмурившись, в ожидании, когда все закончится. Ничего странного, если вспомнить, какая она была. Но он ничего не понимал, пока Шэрил не ушла. Только тогда его как обухом огрели.

Вся эта история сломила Цикаду. Ему даже стало казаться, будто он и не мужчина вовсе. Да вдобавок об этом узнали все. Энни Лэм постаралась, разболтала, как ни пытался Кит заткнуть ей рот. Весь Хоупс-Энд, до последнего поденщика на ферме, зубоскалил за его спиной. Разумеется, в глаза ему ничего не говорили, приходя в паб, но все было ясно и по выражениям лиц. Любопытным. Снисходительным. Жалостливым. А, так вот он какой, этот бедолага, жена которого…

Вскоре Цикада понял, что надо искать, кто бы заменил Шэрил в баре. В одиночку он не справлялся. И он дал объявление. Так и появилась Сью Суини. Принимая ее на работу, Цикада думал, что из нее получится хорошая буфетчица. Так и вышло. Гораздо лучше, чем Шэрил. Работу в баре Шэрил никогда не любила. И часто раздражалась и злилась в дни выплаты пособий, когда в пабе было не протолкнуться. А Сью была не такой. Для нее чем больше посетителей, тем лучше. За стойкой бара в Хоупс-Энде она обосновалась так прочно, словно здесь и родилась. С местными перешучивалась, будто знала их всю жизнь. В комнате, где Цикада поселил ее – пристроенной над старой конюшней, где он устроил гараж, – Сью научила его кое-чему. Двух недель не прошло, как Цикада решил: ему здорово повезло, что Шэрил его бросила. Наконец-то он понял, какой может быть жизнь мужчины.

Это было как порнофильм наяву. Цикала чувствовал себя старым кобелем, которому безраздельно досталась течная сучка. Несколько месяцев жил как во сне. Позорился у всех на виду. Не мог от нее оторваться. Вскоре он ей наскучил. Захотелось притормозить. Об этом свидетельствовало множество мелких знаков и намеков. Цикада чувствовал это, но старался не замечать. Позднее думал: если бы и он тогда придержал коней, все могло пойти совсем по-другому, однако он был словно пьян Сью. Слетел с катушек.

Цикада принялся возить ей гостинцы из города. Стеклянные вазочки, украшения, духи. Даже цветы. Она уверяла, что ей ничего не нужно, но он настойчиво совал ей подарки и каждую ночь являлся к ней после закрытия паба. Словно со стороны видел себя: вот он перебегает через двор и спешит вверх по лестнице в комнату над гаражом – в одной руке очередное подношение, в другой, так сказать, – нетерпеливо подрагивающий член.

К тому времени он, наверное, Сью уже осточертел. И она удивлялась, как ее угораздило связаться с ним. Но не отказывала ему и не гнала прочь. В то время со смехом принимала все, что могла дать ей жизнь, – и хорошее, и плохое. Брала все, что он только мог дать теми ночами, валила его в постель, скидывала с себя одежду и забиралась на Цикаду верхом, а он, как безумный, зарывался лицом в ее теплые, сладко пахнущие груди, живот, бедра и ягодицы.