Агнец - [18]

— Ой, вы тоже плачете, у вас текут настоящие слезы! — воскликнул Ролан.

Он сидел на коленях у Ксавье и пальчиком трогал его лицо.

— У вас совсем мокрые щеки, — не унимался он, пораженный тем, что такой большой парень может плакать.

Ксавье, не стыдясь, утер слезы тыльной стороной ладони.

— Да, это глупо: когда мне было столько лет, сколько тебе, в этом месте: «Я Иосиф, брат ваш»,  — я всегда плакал.

— Я не помнила, что это такая прекрасная история, — сказала Доминика.

— А потом? — нетерпеливо сказал Ролан.

Голос Ксавье снова стал глухим, и стоявшие за дверью ничего уже не слышали, пока Ксавье весело не проскандировал: «Вот и сказка вся, дальше сказывать нельзя».

— Расскажите другую! — взмолился Ролан.

— Не надо приставать, это невежливо, — сказала Доминика.

— Нет, тебе наверняка хочется побегать. Да и мне тоже. Уверен, что в парке есть места, которых никто, кроме тебя, не знает...

— Ты показал бы ему свой остров, — сказала Доминика. — Во всем мире только мы трое будем про него знать.

Ролан вскочил, побежал к двери, распахнул ее и вскрикнул: мрачная тройка шарахнулась от него и кинулась к лестнице. Но Жан и Мишель тут же одумались.

— Мы пошли поглядеть, что вы тут так долго делаете.

— Я рассказывал ему одну историю.

— Историю про Иосифа и его злых братьев, — сказал Ролан, глаза его горели.

— Насколько я помню, в этой истории участвует мадам Потифар[5], — сказал Мирбель.

— Нет, — возразил Ролан. — Потифар там есть, но никакой мадам Потифар нету...

— Ясно, он выпустил самое интересное, — настаивал Мирбель. — А ведь это место он должен был бы помнить лучше всего.

— Вы напрасно теряете время, — сказал Ксавье, — у вас нет власти над мальчиком. Ангел-хранитель оградит его.

Мирбель схватил Ролана за плечо и выставил его из комнаты, потом подошел к Ксавье и спросил, не соблаговолит ли он дать ему наконец аудиенцию.

— Я полагаю, что дождался своей очереди?

Ксавье заметил, что Мирбель в бешенстве, но его это не трогало: он сам был спокоен, счастье переполняло его. Он не сводил глаз с Доминики, а она нарочно смотрела в сторону, чтобы он мог не смущаясь любоваться ее лицом, шеей, худенькими, еще полудетскими руками. Сейчас они расстанутся. У них еще не возникло желание быть вместе, каждому хотелось побыть одному, чтобы думать о другом. Она взглянула на него лишь в тот момент, когда он вслед за Мирбелем выходил из комнаты, и шепнула:

— Значит, в четыре часа перед домом...

В парке Ксавье словно впервые увидел огромные сосны, и ему показалось, что они мрачным кольцом охватили переполнявшее его счастье. Как все-таки удачно, что Жан рядом с ним и что он сможет хоть с кем-то поговорить об этом удивительном повороте в его жизни. Краем уха он слышал, как монотонно и ворчливо гудит голос Жана. Он должен был хоть что-то сказать и поэтому спросил:

— Чего вы все тревожитесь понапрасну? Почему вы хотите быть несчастным? Почему вы нарочно причиняете себе боль?

— Это ты причиняешь мне боль, — сказал Мирбель. — Я не искал тебя, не вызывал на разговор. Ведь в поезде не я кинулся к тебе, а ты ко мне! Не вздумай отрицать!

Он не мог продолжать. Тогда Ксавье сказал:

— Вы мой друг. Никогда еще мне так не хотелось иметь друга, как сегодня.

— Значит, ты меня больше не боишься?

Ксавье покачал головой. Ветер нес дым от костра, который жгли на убранном поле, граничащем на востоке с парком. Они уселись на поросшем травой склоне, прогретом южным солнцем.

— Я обязан вам таким счастьем, — в волнении продолжал Ксавье. — Без вас...

Он хотел сказать: я не приехал бы в Ларжюзон, я не встретил бы Доминику.

— Ясно, — прервал его Мирбель. — Можешь ничего не добавлять.

Он поднялся и отошел на несколько шагов. Ксавье снова углубился в себя, но прежней радости в нем уже не было. Мирбель вернулся и опять сел рядом с Ксавье; он молчал и не сводил с него глаз. А потом вдруг сказал:

— Ты должен был рассказать Ролану историю не Иосифа, а Исаака.

И в ответ на недоуменный взгляд Ксавье пояснил:

— Твой бог любит человеческие жертвы, бедный мальчик!

Ксавье набирал в горсть песок и высыпал его струйками между пальцев.

— Исаак не был принесен в жертву, — сказал Ксавье.

— А, ясно, куда ты клонишь! — воскликнул Мирбель со смехом. — Напоминаешь, что он женился на Ревекке.

И вдруг, резко изменив тон, сказал:

— А ты, мой дружочек, на Ревекке не женишься, заранее поставь на этом крест.

— Уж не думаете ли вы, что имеете надо мной большую власть, чем мадам Пиан над Доминикой? — произнес Ксавье дрожащим голосом.

— Да разве дело во мне или в старухе Пиан!

Мирбель снова встал. Ксавье взглянул на этого долговязого человека, стоящего на фоне неба, снизу вверх, как смотрят на дерево.

— Гляди-ка, какой Ганимед[6] нашелся! Ты знаешь историю Ганимеда?

— Оставьте меня! — закричал Ксавье.

Он опрометью бросился к ограде парка и перепрыгнул через нее. Но Мирбель уже шагал рядом с ним.

— Все же странно, что именно я должен тебе напомнить, в чьих ты когтях.

Ксавье все ускорял и ускорял шаг, тщетно пытаясь уйти от Мирбеля, и упрямо твердил вполголоса:

— Нет, не через такого человека, как вы, нет, не через вас Бог будет говорить со мной.

За поворотом аллеи показался Ролан, он бежал им навстречу и кричал: