Агент Византии - [97]

– Заплати им, – сказал Аргирос. – Кричи, ругайся и злись, точно тебя разоряют или кастрируют, на твое усмотрение. Для видимости. Но плати им. Ты же знаешь, что это необходимо.

– Я знаю, что вы теряете рассудок из-за той персидской шлюшки, – съязвил Корипп, вогнав Аргироса в краску своим метким выпадом. Тот порадовался, что комната плохо освещена, так что его помощник не мог заметить смущения командира. Корипп, поворчав еще немного, продолжал: – Хотя это и злит меня, надо признать, что девка, того гляди, права. На улице не попадалось бы столько мерзких киргизов, если бы они не состояли в союзе с Гоарием, и она давно бы расправилась с нами, если бы не думала, что они нанесут вред не только империи, но и Персии.

Аргирос пришел к тому же заключению. Он сознался в этом, добавив:

– Хоть казни, но я не знаю, откуда тебе известно, сколько киргизов в Дарьяле. Ты почти не выходишь отсюда, даже чтобы подышать воздухом.

Корипп сухо рассмеялся.

– Резонно, но кто-то же должен варить чудо-вино быстрее, чем Гоарий с дружками опрокидывают его в глотку. К тому же мне не надо много гулять, чтобы знать, что кочевников тут как мух. Вонь выдает их.

– Точно, – согласился магистр.

В городе, особенно таком, как Дарьял, где были едва знакомы с римским водопроводом и канализацией, витали крепкие запахи. И киргизы добавляли к этой симфонии ароматов собственный нюанс – прежде всего запах лошадиного пота и прогорклого масла.

– Во всяком случае, я рад оставаться здесь, внизу, а не сидеть наверху с вами и Евстафием Рангабе. Худшая участь для меня здесь – это сгореть заживо. Если Евстафий что-нибудь нахимичит, меня вмиг разнесет на кусочки по всей округе, так что я не успею даже разозлиться на него.

Это было правдой, о которой Аргирос предпочитал не вспоминать.

– Хозяин гостиницы думает, что Рангабе своего рода еретик, которому разрешается есть только с помощью деревянных приборов. Не знаю, хочет ли хозяин сжечь его или обратить в истинную веру.

– Лучше уж обратить, – усмехнулся Корипп. Оба рассмеялись, хотя и не слишком весело. Они знали, что было бы, если бы Евстафий Рангабе нечаянно высек искру.

Магистр поднялся на второй этаж к комнате, которую занимал человек из константинопольского арсенала, и тихо, чтобы не испугать Евстафия, постучал в дверь. Было слышно, как на стол в комнате поставили тигель. Затем Рангабе подошел к двери и открыл защелку.

Как обычно, он напоминал Аргиросу чиновника, только с натруженными руками ремесленника.

– Привет, Аргирос, – сказал он. – Дела идут хорошо, да скряга аптекарь опять задрал цену на серу.

– Корипп уже сказал мне.

Рангабе заворчал. Он не был разговорчив. Мастер вернулся к рабочему месту за столом, придвинутым к единственному в комнате окну. Здесь нельзя зажигать светильники.

Возле тигля с торчавшей из него деревянной ложкой на столе лежала прочная скалка. Рангабе трудился над тремя кучками, перемалывая кусочки веществ в тонкий порошок. Левая кучка – черная, средняя (и самая большая) – грязно-белая, а правая – ярко-желтая. Аргирос был вынужден признать, что сейчас Евстафий Рангабе знал об адском порошке много больше, чем он сам. В арсенале Рангабе руководил теми, кто стряпал огнеопасную жидкость, прозванную греческим огнем. Когда появилось нечто еще более разрушительное, естественно, он первым приступил к разгадке секрета. Уже то, что он сам при этом не взлетел на воздух, свидетельствовало о его сноровке. Вытащив ложку из тигля, Рангабе отмерил селитры из средней кучи и высыпал ее в чашку весов, опять что-то пробормотал и отчерпнул часть обратно на стол. Довольный результатом, он пересыпал порошок из чашки в тигель и энергично перемешал его содержимое, заглянул внутрь, послюнявил палец и окунул его для проверки смеси. Наконец угрюмо кивнул.

Он взял воронку, тоже деревянную, и сунул ее в горлышко глиняного кувшина. Подняв тигель, аккуратно пересыпал свежеприготовленный адский порошок в кувшин. Потом закупорил полный кувшин необычной пробкой, которую взял из лежавшей у кровати сумки. Пробка была просверленная, и из узкого отверстия торчала промасленная тряпочка.

Только закончив свои манипуляции, Рангабе вспомнил о присутствии Аргироса. Он указал большим пальцем на ряд кувшинов, выставленных у стены.

– С тех пор как мы приехали, я заготовил сорок семь штук, не считая привезенных из столицы. Этого хватит, чтобы пробить в стене дворца Гоария брешь, в которую пролезет слон, если захотите.

Еще две недели назад магистр ухватился бы за такую возможность. Но сообщение Мирран заставило его задуматься, присмотреться к крепости и проверить ее слова. Он уверился, что она не обманывала. Гоарий, вероятно, еще управлял Аланией, но киргизы управляли им самим. Вожди кочевников вовсю хозяйничали в городе, а на улицах Дарьяла кочевников становилось все больше и больше. Само по себе это говорило лишь о предполагаемом союзе, но иные признаки указывали на другое. Киргизские вожди смотрели на солдат и придворных Гоария с растущим презрением, так что даже Цхинвали, при всей его чрезмерной самонадеянности, жаловался Аргиросу на их наглость. С торговцами на рынках степняки обращались как со своими слугами.