Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - [3]

В 1913 году, накануне Первой мировой войны, семья Кучински перебралась в большую виллу на берегу озера Шлахтензее, в престижном пригороде Берлина Целендорфе у Грюневальдского леса. Дом, сохранившийся до сих пор, был построен на землях, унаследованных отцом Берты. На пологом берегу раскинулись просторные владения – с оранжереей, парком и курятником. Специально для библиотеки Роберта была сделана пристройка. По хозяйству помогали кухарка, садовник, две горничные и, главное, няня.

Ольга Мут, или Олло, была не просто членом семьи. Она была ее краеугольным камнем, основой стабильности, унылой рутины – и источником безграничной любви. Дочь матроса, служившего во флоте кайзера, уже в шесть лет Олло осиротела и воспитывалась в прусском сиротском приюте для детей военных; заведение, где царила неописуемая жестокость, оставило неизгладимый шрам в ее душе, научив состраданию и приучив к жесткой дисциплине. В 1911 году, когда энергичная, острая на язык Олло поступила няней к семейству Кучински, ей было тридцать.

Олло понимала детей куда лучше Берты и мастерски научилась ей об этом напоминать: няня вела против фрау Кучински тихую войну, периодически вызывавшую бурные скандалы, после которых она, как правило, уходила, хлопнув дверью, но неизменно возвращалась. Любимицей Олло была Урсула. Девочка боялась темноты и, пока внизу проходили званые ужины, засыпала под тихие нянины колыбельные. Годы спустя Урсула поняла, что любовь Олло отчасти была продиктована их “единодушием против матери в обстановке безмолвного ревнивого соперничества”.

Урсула была нескладным ребенком с копной жестких темных волос, доводившим мать до изнеможения своей любознательностью и непоседливостью. “Непослушные, как конский волос”, – бормотала Олло, беспощадно расчесывая девочку. Детство Урсулы было настоящей идиллией: купание в озере, поиск птичьих яиц, игра в прятки среди рябиновых деревьев. Часть лета она каждый год гостила на даче у своей тети Алисы, сестры Роберта, на балтийском побережье, в Аренсхопе.

Урсуле было семь лет, когда разразилась Первая мировая война. “Сегодня между нами нет никаких различий, сегодня все мы – немцы, защищающие свою отчизну”, – объявил директор ее школы. Роберт записался в прусскую гвардию, но в свои тридцать семь лет он был слишком стар для строевой службы и всю войну подсчитывал нормы потребления продуктов в Германии. Как и многие евреи, муж Алисы Георг Дорпален храбро сражался на Западном фронте, был ранен и награжден Железным крестом. Состояние Кучински отчасти уберегло их от самой страшной нужды военного времени, но продуктов не хватало, и Урсулу отправили на балтийское побережье, в лагерь для голодающих детей. С собой Олло положила ей мешок шоколадных трюфелей из картошки, какао и сахарина – и стопку книг. Урсула вернулась заядлым читателем, набрав несколько фунтов благодаря диете из пельменей и чернослива, когда война уже закончилась. “Убери локти со стола, – выговаривала ей мать. – Не хлюпай”. Урсула выбегала из столовой, хлопнув дверью.

Поражение и позор Германии ознаменовали начало конца безмятежного существования семьи Кучински. Страну захлестнули встречные потоки политического насилия. Волна беспорядков повлекла за собой отречение кайзера; восстание левых было жестоко подавлено оставшимися силами императорской армии и правым ополчением, фрайкорами. 1 января 1919 года Роза Люксембург и Карл Либкнехт основали Коммунистическую партию Германии (Kommunistische Partei Deutschlands), или КПГ, – через несколько дней они были похищены и убиты. Так в Веймарской республике началась эра культурного расцвета, гедонизма, массовой безработицы, экономической нестабильности и бурного политического конфликта, разгоравшегося по мере все более ожесточенных столкновений между крайне правыми и левыми радикалами. В политических взглядах Роберта Кучински произошел серьезный сдвиг в левом направлении. “Советский Союз – это и есть будущее”, – заявлял он после 1922 года. Так и не вступив в КПГ, Роберт заявлял, что коммунистическая партия – “наименее невыносимый” из имеющихся вариантов. В своих статьях он выступал за радикальное перераспределение богатства в Германии. Его предложения не прошли мимо внимания националистов правого крыла и антисемитов. “Он не просто против нас, – мрачно отмечал один немецкий промышленник. – Он уже потерял всякий стыд”.

Четырнадцать лет смуты, отделяющие свержение кайзера от прихода Гитлера к власти, расценивают как период нараставшей угрозы, обусловивший дальнейшую катастрофу. Но молодость и идеализм в те годы пьянили и будоражили, пока мир сходил с ума. Военные долги, репарации и неумелое распоряжение финансами вызвали гиперинфляцию. Деньги едва стоили бумаги, на которой были напечатаны. Пока одни умирали от голода, другие бросались в безумные траты: хранить деньги, которые вот-вот обесценятся, было бессмысленно. На глазах разворачивались сюрреалистические сцены: цены росли так быстро, что официанты в ресторанах каждые полчаса забирались на столы, чтобы объявить новые цены в меню; буханка хлеба, в 1922 году стоившая 160 марок, к концу 1923 года подорожала до 200 000 000 марок. Урсула писала: “Женщины стоят у ворот фабрики, чтобы забрать конверты с зарплатой своих мужей. Каждую неделю им вручают пачки банкнот в миллиард марок. Получив деньги, они несутся в магазины, потому что через два часа маргарин может подорожать вдвое”. Однажды днем в парке она увидела мужчину, ветерана войны, с культей, он лежал под скамейкой, прижимая к груди сумку с жалкими пожитками. Он был мертв. “Почему в мире творится такой ужас?” – недоумевала она.