Агент нокке, или На войне как на войне - [8]

– Ничего себе бедняжка,- кричала женщина, – одета, как барыня, вся в золоте! Так ей и надо, эксплуататорше! Нечего было обирать пролетариат и трудовое крестьянство! Мне бы такую шубу.

– Не звени, о чем не знаешь, Грушка-погремушка! Завидки взяли, так и скажи, и нечего разводить конференции, – возразила ей Лукерья, "божественная бабушка".

Семен Малина попытался объяснить горластой тетке, что завидовать красивой одежде на мертвом теле – глупо, что в присутствии больного мальчика-сироты, чудом избежавшего смерти, делить вещи его матери – верх жестокости и бескультурья. Но Аграфену понесло, ибо представился случай показать практически свое понимание политэкономии.

– Все, бабы! Шубку я для себя экспроприирую. Дырочки маленькие – зашить и как новая будет.

– Тебе эта шуба как корове седло.

– Имею право, заработала. В могиле она и в моем ватнике не замерзнет.

– Ты или сама по себе дура, или в детстве с печи сдуло, – ответил муж Аграфены, – вот явиться покойница к тебе в полночь за своим добром, сама будешь с ней разбираться.

– Сам дурак,- возразила ему супруга, – тебе мертвая ведьма дороже живой жены!

Уматывай к своей мамаше в Архангельск! Все это поповские враки!

На вещи женщина больше не покушалась. Но…Тяжелое золотое украшение, выпавшее из ослабевших рук ребенка, сиротливо валялось в снегу, всеми забытое. Зеленые и желтенькие огонечки последний раз сверкнули и погасли. Аграфена воровато оглянулась и припрятала золотую вещь в засаленный карман фартука. Так знаменитое кольцо нибелунгов попало в комиссионку. Затем его след затерялся.

Поп Сиволдай сначала категорически отказался отпевать "колдовку". Тогда Семен Малина заикнулся про его грешки от попадьи, а самой попадье подарил крест, обильно украшенный бриллиантами. Батюшка быстро мнение переменил. Убитую похоронили на деревенском кладбище. Хоронили всем селом.

Мальчика на похороны не брали: он еще очень сильно кашлял и трясся в лихорадке, а в это время как раз стояли трескучие морозы. Его оставили с бабкой Лукерьей.

Бабушка Евдокия ему потом все рассказала, оставив на время свое ворчание.

Старушка рассказывала, а мальчик горько плакал, уткнувшись ей в плечо! До него только сейчас дошло, что мамы и папы больше нет. И никто ему не скажет "До весны, малыш!", и никогда мама не шепнет ласково на ушко "спокойной ночи, сынок!".

До этого мальчишка не верил до конца, что это все на самом деле. Так не бывает!

Это не может быть правдой! Маленький никс до последнего момента надеялся то, что все это лишь зимний кошмар, чей-то глупый розыгрыш. Вот весеннее солнышко ласково его разбудит, и он обнимет сначала братишку, потом мама обнимет их, а потом папа позовет их к столу.

Скажем, по секрету, мама Ника готовить не умела. Единственное блюдо, которое ей удавалось – это шоколадный пудинг. И еще мама умела делать красивые и вкусные бутерброды. Все остальное было настолько ужасно: супы были безвкусными, котлеты были жесткими, как сапожные подметки, их даже неприхотливый Отфрид не решался пробовать. Потому и готовил сам.

А потом Ник расскажет им, какой страшный сон ему приснился. Папа ласково потреплет его волосы и скажет: "присниться же такое!", а мама улыбнется. И все будет так, как раньше.

Но, когда маму унесли куда-то, когда во дворе шумели незнакомые ему мужчины и женщины, обсуждая его маму и его самого, эта надежда разрушилась. Особенно, когда маму назвали "мертвой ведьмой". Мертвой! Это значило, что мама уже никогда-никогда не встанет со своего страшного ложа, никогда больше не обнимет его, не поцелует.

Нет у него больше мамочки. И папы тоже нет. Страшные слова: "Утешься, сиротка!

Пуля попала прямо в сердце!", и веселый смех врагов – не сон, не игра воображения. Значит, и братишку с сестрой он уже не увидит. Это причинило такую боль, что даже не было сил сдержать слезы. И эти слезы не приносили облегчения, а наоборот, только свинцовой тяжестью сдавливали грудь.

Он остался совсем один, с чужими людьми. Бабушка прижимала плачущего ребенка к себе и ласково гладила тяжелые кудри, приговаривая:

– Поплачь, маленький, поплачь. Пусть лучше беда слезами выходит, чем изнутри выжигает. Умерла твоя мама, что теперь поделаешь? Так уж получилось. Головенка твоя бедовая.

Малыш чувствовал, что опять куда-то проваливается. Нику казалось, что он стал маленьким и опять запутался в водорослях. И что он зовет на помощь, но никто не слышит и не видит. Отец, вместо того, чтобы бежать на выручку сыну, повернулся спиной и медленно- медленно, как в страшном сне, печально поплелся прочь. Вдруг папа на мгновение обернулся, лицо его было очень грустным:

– Прощай, малыш! Прости меня, если сможешь! До встречи в садах Мандоса. Теперь тебе придется справляться самому.

Тут ребенок судорожно схватился за папину, как ему показалось, руку. Но вместо папиного лица он увидел совсем незнакомую физиономию, обрамленную густой окладистой бородой и пышными усами.

Ник очнулся в бане, было душно, жарко. Его чем-то натирали, мяли, хлестали веником. Мыло щипало ранки на голове и руках. Болели ноги, и бабушка лечила их горячим воском: лила его в сорок слоев на больное место, не обращая внимания на крики и слезы. Старушке удалось снять сильную боль. С большим трудом старики уложили приемыша спать. Мальчишка боялся заснуть – ему казалось, что пока он спит, произойдет что-то ужасное. Хотя, куда уже хуже! Утром ноги уже не болели, но не хотели ходить. Это для маленького Ника было ударом, и он впал в отчаяние.