Африканская ферма - [71]

Они спустились с холма, у самого подножия он сказал шепотом:

— Позвольте предложить вам руку, дорога здесь неровная.

Она слегка прикоснулась пальцами к его руке.

— Может случиться, что я передумаю. Это вполне вероятно. Помните же! — проговорила она, повернув к нему лицо. — А я буду помнить ваши слова: возьмите все, я ничего не прошу взамен. Пусть сознание того, что вы оказываете мне услугу, будет вам наградой. А услугу вы мне окажете великую. До поры до времени я не стану объяснять вам причины, по которым выхожу за вас замуж. Возможно, вы скоро догадаетесь.

— Мое единственное желание служить вам, — повторил он.

Он был вне себя от радости, и земля горела под его ногами, словно в яркий летний день. Они обогнули холм и шли теперь мимо хижин, где жили туземцы. На пороге одной из хижин старая служанка толкла маис. При мысли, что старуха видит его идущим об руку с Линдал, его сердце забилось еще сильнее. Даже она должна ему завидовать!

В это время Эмм выглянула из оконца пристройки, где она сортировала овчины. Увидев их, она горько заплакала.

Поздно вечером, когда Линдал потушила свечу, готовясь ко сну, Эмм решила зайти к ней.

— Я пришла пожелать тебе покойной ночи, Линдал, — сказала она, подойдя к кровати и опустившись на колени.

— Я думала, ты давно спишь.

— Да, я спала. Но мне приснился странный сон, очень похожий на явь, и я проснулась, — сказала Эмм, взяв Линдал за руку. — Мне снилось, будто я опять стала маленькой и будто я стою в какой-то большой комнате. Ha кровати в углу лежит кукла с закрытыми глазками и восково-желтым личиком. Одета она во все белое. Я хотела было схватить ее на руки, но кто-то погрозил мне пальцем и сказал: «Тсс, это мертвый младенец». И я сказала: «Ой, я должна пойти позвать Линдал, пусть и она посмотрит». Но кто-то наклонился к моему уху и прошептал: «Это ребенок Линдал». А я говорю: «Она еще сама ребенок. Где она?» Я бросилась искать тебя, но нигде не смогла найти, а когда я пробовала расспрашивать людей в черном, они только опускали глаза и молча качали головами… Линдал, — проговорила Эмм и прижалась лицом к ее рукам, — я вспомнила о том времени, когда мы были маленькими и жили вместе и я любила тебя больше всего на свете. Все мужчины влюбляются в тебя. Это не их вина. И не твоя вина, ты ведь никого не принуждаешь любить тебя. Я знаю, Линдал. Это не твоя вина…

— Спасибо тебе, дорогая, — сказала Линдал. — Хорошо быть любимой, но куда лучше быть доброй.

Они пожелали друг другу покойной ночи, и Эмм вернулась к себе в спальню. А Линдал еще долго-долго лежала в темноте и все думала, думала; уже засыпая, она тихо пробормотала:

— Есть люди, которые мудрее во сне, чем наяву.

Глава IX. Линдал и странник

В остывшей заброшенной пристройке горит пламя. Временами, разгораясь, оно освещает почерневшие балки и поблекших красных львов на стеганом одеяле, наполняя комнату теплым сиянием, которое кажется тем более ярким, что ночь на дворе темная и туманная.

У очага, вытянувшись в старом кресле, сидит высокий, худощавый незнакомец. Его проницательные голубые глаза под красиво очерченными полузакрытыми веками устремлены на пляшущие языки огня. Одной холеной рукой он задумчиво поглаживает густые русые усы. Неожиданно он вздрагивает, глаза его широко открываются, и он прислушивается. Успокоясь, он откидывается на спинку кресла, наполняет из серебряной фляжки стоящий на столе стакан и принимает прежнюю позу.

Дверь беззвучно отворяется, и появляется Линдал в сопровождении Досса. Шагов ее не слышно, но незнакомец сразу же поворачивается к ней.

— Я думал, вы не придете.

— Мне пришлось подождать, пока все уснут. Я не могла раньше.

Линдал сняла шаль, в которую была укутана, и незнакомец поднялся, уступая ей единственное в комнате кресло. Но она села на пустые мучные мешки, сложенные у окна.

— Я не понимаю, почему я должен жить в этой лачуге, — сказал он, обведя рукой помещение и придвигая кресло ближе к Линдал. — Человек, который прискакал сюда за сто миль по вашему приглашению, мог бы рассчитывать на большие удобства.

— Я писала: «Приезжайте, если пожелаете».

— Я пожелал. Но ваш прием холоден.

— Я не могла принять вас в большом доме. Начались бы расспросы, а я не хочу кривить душой.

— Вы стали совестливы, как юная девица, — проговорил он низким мелодичным голосом.

— У меня нет совести. Сегодня я осквернила себя заведомой ложью. Я сказала, что приезжий — человек грубый, неотесанный, лучше поместить его не в доме, а устроить здесь. Это была намеренная ложь, а я ненавижу ложь. Я лгу, если не остается другого выхода, но мне это не по вкусу.

— Себе-то вы, во всяком случае, не лжете, перед собой-то вы искренни…

Она не дала ему договорить.

— Вы получили мою записку?

— Да, поэтому я здесь. Ответ ваш ужасно глуп, вам следует взять свои слова обратно. Кто же этот достойный молодой человек, за которого вы собираетесь замуж?

— Фермер.

— Здешний?

— Да. Он уехал в город приготовить все к нашей свадьбе.

— Что он за человек?

— Глупец.

— И все-таки вы отдаете ему предпочтение?

— Да. Потому что вы не глупец.

— Несколько неожиданная причина для отказа, — произнес он, облокотясь о стол и пристально на нее глядя.