Африка: Сборник - [52]

Хижина дяди Тома находится поблизости, и он привел туда Франсиско и Лею, заплатив за их места. Я тоже пришел, но устроился так, чтобы мне это ничего не стоило: я должен был подбирать подстреленных голубей.

О друзья мои! Что за общество там собралось! Какие автомобили! Какие наряды! И сколько фоторепортеров!

Честь стрелять первым, ясное дело, была предоставлена господину Буллерсу. Крупный торговец золотом был одет изысканно: сапоги, короткие штаны, замшевая куртка и шляпа с маленьким пером. Кажется, таков костюм настоящих охотников. Господин Буллерс вынул из дорогого футляра ружье, которое заблестело на солнце, словно зеркало.

Выпускают голубя. Господин Буллерс стреляет и с видом триумфатора опускает ружье. Голубь, торопливо взмахивая крыльями, улетает. Выпускают другого. Господин Буллерс стреляет, и — голубь радостно взмывает в небо. Спустя еще немного времени выпускают третьего — торговец золотом снова промахивается. Фоторепортеры щелкают затворами, толпа развлекается.

В следующий момент дядя Том куда-то исчез, но я едва успел это заметить, поскольку настала очередь стрелять бравому офицеру, начальнику полиции. Он был в шикарном мундире, и ружье у него было такое же великолепное, как у господина Буллерса. Но он тоже ни разу не попал в цель.

Тут вернулся дядя Том, держа в руках старое ружье, с которым он охотился на куропаток. Напрасно ему пытались растолковать, что он-де не записывался и не должен нарушать очередность, — дядя Том ничего не желал слушать. К тому же на пляже он был личностью достаточно известной. Зрители, смеясь, настойчиво просили за него. Делать нечего, распорядители вынуждены были позволить ему стрелять.

И вот на глазах у господина Буллерса и начальника полиции старый негр, выстрел за выстрелом, почти не целясь, уложил всех голубей, которых для него выпустили.

Публика пришла в неописуемый восторг. Господин Буллерс видел, как его служащая Лея несколько раз поцеловала дядю Тома. Фоторепортеры запечатлели этот момент. На следующий день снимок появился во всех газетах.

И в тот же день господин Буллерс уволил Лею. Маленький старый Самуэль, который и так к тому времени еле волочил ноги, слег в свой гамак, чтобы уже никогда не подняться.

Тут беззубая старуха Фатима, у которой, как все полагали, нищета высушила не только грудь, но и сердце, жалобно простонала:

— Бедный, бедный старичок! Он уже ничего не в силах был сделать для родного человека — последнего из всей своей семьи.

И Хусейн, мудрый продавец сурьмы, сказал:

— Бедные люди! Сильные мира сего тщеславны и безжалостны.

И грузчик Исмет, по-прежнему безработный, вскричал, размахивая мускулистыми руками:

— Этой девушке нелегко будет вновь найти работу, после того как она вызвала ненависть к себе у торговца золотом.

И Башир ответил:

— О Исмет, ты смотришь в корень. Из страха перед господином Буллерсом все дельцы, у которых могла найтись работа для Леи, отказали ей. А девушке как никогда нужны были деньги, поскольку тех скромных средств, что зарабатывал старый Самуэль, теперь не было, а сам он, больной, нуждался в хорошей еде и очень дорогих лекарствах.

— А у Франсиско было какое-нибудь ремесло? — спросил Мухаммед, уличный писец.

— О да, — ответил Башир. — И очень хорошее. Он был механиком, притом высокого класса. Но поскольку он не имел документов и его каждую минуту могли изобличить, всякое более или менее серьезное дело было для него недоступно. Он выполнял лишь случайную мелкую работу, и ему с трудом хватало денег, чтобы прокормить самого себя.

— Так я и думал, — заявил Мухаммед, уличный писец. — Но всегда лучше лишний раз удостовериться. А теперь продолжай, славный рассказчик.

И Башир заговорил вновь:

— Однажды, когда Лея в очередной раз бегала по городу в поисках какого-нибудь места, старик Самуэль попросил меня позвать дядю Тома, который пилил дрова во дворе. Самуэль говорил с ним тихо, робко, на своем плохом английском:

«Мне нужен твой совет. В прошлый раз, когда я рисовал в одном ночном кабаке, я услыхал, что им требуется молодая женщина».

«Ты хочешь, чтобы твоя племянница служила кому-то усладой в их постыдной жизни?» — сурово спросил дядя Том.

«Боже меня упаси! — собрав последние силы, воскликнул бедный маленький Самуэль. — Нет-нет, речь вовсе не о том, чтобы завлекать мужчин танцами или пить с ними за столом. Надо просто продавать сигареты и стоять за кассой».

«В таком вертепе девушке не место. Не нравится мне все это, — проворчал дядя Том в седую бороденку. — Но коль скоро наступают голодные времена, приходится соглашаться на самый что ни на есть горький хлеб».

Лицо маленького старого Самуэля сохраняло выражение обеспокоенности.

«Я говорю о заведении Варноля», — сказал он.

«Ну и что?» — спросил дядя Том.

«Люди утверждают, да, они совершенно уверены, — с трудом продолжал Самуэль, — что этот француз во время войны работал на немцев, и даже на немецкую полицию, и что он сбежал сюда, потому что на родине ему грозит смертная казнь».

Дядя Том погладил бороденку.

«В его консульстве знают об этом?» — спросил он.

«Конечно. Сам-то я узнал от служащих консульства», — ответил Самуэль.