Африка: Сборник - [179]

Мартин попытался было объяснить, что он уже не министр, но хозяин прервал его:

— На этом посту или нет, для меня вы всегда останетесь министром.

Мартин покинул клуб далеко за полночь. Напоследок хозяин предложил ему выпить еще шампанского, и теперь у Мартина кружилась голова, но вовсе не от иллюзий.

Прошло два года. Мартин по-прежнему был не у дел. Не так-то просто оказалось ему с семьей обжиться в деревне, где раньше они бывали изредка, наездом. Особенно он переживал за детей. Они росли в городе, в правительственной вилле со всеми удобствами. К примеру, там они пользовались туалетной комнатой с унитазом. Теперь же им приходилось бегать в отхожее место во дворе, а к этому они никак не могли привыкнуть!

Мартин сменил свой служебный костюм-тройку на широкую рубаху и набедренную повязку. Он пристрастился к пальмовому вину и быстро втянулся в повседневную рутину деревенской жизни, полностью покорившись своей судьбе, ведь он родился толстокожим. Лимунга, его жена, была совсем из другого теста. Она становилась все более раздражительной и ожесточенной, постоянно пребывая в подавленном состоянии, как бы оглушенная чувством безысходности. Тщетно пыталась она убедить мужа возобновить свои старые связи. Мартин был непреклонен. Он не желал ее слушать, резко обрывал:

— Я не собираюсь лизать им пятки! — Но, чтобы как-то успокоить ее, тут же добавлял: — Чему быть, того не миновать.

Поначалу Мартин увлекся сельским хозяйством, приобрел ферму и стал выращивать ямс, бананы и кокосовые орехи. Но потерпел неудачу. Никто не мог дать ему вразумительный ответ, почему урожай погиб на корню, хотя первые три месяца подавал такие надежды. Даже местный исследовательский центр терялся в догадках. Продолжительная засуха — говорили одни. Другие утверждали, что все дело в ненаучном подходе, и уверяли, будто следует передвинуть время посевных работ.

Но, слава богу, «машина» продолжала выплачивать ему жалованье. Жалованье за то, что он ничего не делал!

Далеко не всем так везло! Многие страдали от ее капризного нрава, когда она либо вовсе наотрез отказывалась платить хоть что-то, либо производила своевольные вычеты. Ему было за что благодарить всевышнего, хотя звезда его так и не взошла! Да, не взошла. Но, как ни странно, Мартин обрел душевный покой. Никогда прежде не чувствовал он себя так легко и свободно.

Два года, три месяца и пять дней минуло с того рокового дня. Не все благополучно складывалось у его преемника. Министерство раздирали внутренние распри, обнажив многие скрытые язвы и пороки — головотяпство, отсутствие дисциплины, профессиональное невежество, утечку секретной информации, а это мешало выполнению крайне неотложных государственных заказов. Накапливались и подогревались затаенные обиды, обоснованные и необоснованные. Раскаленная обстановка грозила обернуться неслыханным скандалом. Вознегодовала общественность и потребовала провести незамедлительное расследование. Была создана особая комиссия, и факты, вскрытые ею, оказались поистине вопиющими: семейственность, коррупция на всех уровнях, взяточничество, стяжательство, а также небрежное, мягко говоря, обращение с казенными фондами. Отчетный доклад, представленный комиссией, сорвал маску со многих ответственных лиц, показав их в весьма неприглядном виде.

Правительство было скоро на расправу. Топор занесен — полетели головы. Но самым поразительным событием этих дней было назначение Мартина на более высокий пост. Эту новость, как обычно, передали по радио.

В деревеньке, где жил Мартин, царило праздничное настроение. Его сородичи кичливо колотили себя в грудь.

— Вот и пробил наш час, — хвастались они. — В конце концов мы тоже имеем право на свой кусок пирога. Ойя!.. Ойя!.. — Поздравительные послания посыпались отовсюду. К концу недели их насчитывалось больше сотни.

Теперь наступило время демонстрации фальшивых чувств, время лицемерия и ханжества. Пришла пора скрепить натянутые прежде отношения узами мнимой дружбы — последовали визиты ближайшей родни, членов его клана, закадычных друзей, а также подлипал и наглецов всех мастей. На адрес Мартина приходили картонные коробки с шампанским, виски, бренди, джином — ведь отныне в его ведении было одно из важнейших министерств.

Но Мартин Нгомбе понимал, что главные испытания еще впереди. От него потребовали во что бы то ни стало, пусть даже ценой самых крутых мер, восстановить запятнанную честь министерства. «До каких пор будут исчезать ценные бумаги? Почему жалобы остаются без внимания, и никому нет дела до справедливых требований народа! Когда же мы вовремя будем не только выплачивать деньги, но и взыскивать задолжности?!» Короче, надо прекратить все безобразия, которые вызвали недовольство населения, и наладить четкую работу министерства.

— Вот чем я буду заниматься. Я обязан сделать это… да… это мой долг… — бормотал Мартин, когда кто-то вошел в комнату.

— Ты что-то сказал? — спросила жена.

Он вздрогнул от неожиданности, а затем повернулся к ней.

— Послушай, у меня теперь есть цель… Надо изменить всю эту проклятую систему… полностью перекроить ее. Ты понимаешь, о чем я говорю?