Африка. Год в Ботсване - [58]

Проставление галочек и занесение данных напомнило мне одну из сторон преподавания в Великобритании, которую я более всего ненавидел — помимо, конечно же, выставления оценок, это уж само собой разумеется. Составление отчетов было периодически обрушивавшейся на меня напастью. А поскольку все отчеты необходимо было писать на одном и том же листке, то и не было никакой возможности заниматься этим дома. Каждый бланк, строго упорядоченный директором, приходилось передавать от одного учителя другому. И мы жили в постоянном страхе допустить ошибку, ибо, случись оная, весь процесс пришлось бы начинать сначала.

Однажды, когда я преподавал в школе-интернате, меня отправили на курсы повышения квалификации (что именно мне надо было повышать, уж не помню) в Лондон, откуда я должен был вернуться вечером за день до окончания четверти. Я опрометчиво согласился написать свои отчеты последним, по возвращении. Весьма удачно — или неудачно, это как посмотреть, — окончание курсов совпало с днем рождения одного моего друга, который отмечался в миленьком итальянском ресторанчике на Эдгвар-роуд. Празднество полнилось шутками, и вся наша пуританская скованность исчезла так же быстро, как и первый десяток бутылок кьянти. В кои-то веки у меня хватило благоразумия забронировать место на поезд, отходивший в 21.45 с вокзала Паддингтон, находившегося всего лишь в нескольких сотнях ярдов от нашей вечеринки.

Нечто под названием граппа (после этого я употреблял сей напиток лишь раз, да и то по ошибке, и его вообще лучше использовать для полировки антикварной мебели) появилось весьма некстати, однако в конце концов я все-таки оказался в следующем в западном направлении поезде. Когда мне удалось добраться до главной улицы нашего городка и пройти через школьные ворота, я полностью сосредоточился на весьма извилистом курсе до кровати, утешая себя мыслью, что конечный пункт путешествия совсем уже близок.

Сняв одну туфлю и наполовину носок, я внезапно вспомнил. Отчеты!

Ночная работа никогда не входила в число моих хобби, но сейчас выбора не было. К девяти часам следующего утра в лотке рядом с ксероксом должна лежать сотня отчетов. Хоть сам я и отзываюсь о подобного рода занятии весьма нелестно, однако начал все-таки с некоторым удовольствием, то и дело вставляя изящные обороты, отпуская шуточки и выдавая содержательные суждения, — во всяком случае, так мне казалось. О некоторых детях писать было очень легко. Они были такими трудолюбивыми или такими милыми, такими ленивыми или же такими противными, что недостатка в словах я не испытывал. Другие ученики занимали положение где-то посередине, и порой мои описания оказывались несколько скудноватыми. А в паре случаев я с трудом даже вспоминал, кто же это вообще такие.

Ночь шла, и вдохновение потихоньку начало перетекать в сторону кровати, так что я стал прибегать к клише прошлых поколений: «удовлетворительно», «прилежный», «необходимо прилагать старания» и т. п. Перечитывая один свой отзыв, я обнаружил, что каким-то образом умудрился в трех строчках повторить слово «хорошо» целых пять раз. Однако беспокоиться об этом было уже поздно, мне надо было поторопиться. Наконец, когда парочка воробьев опробовала на прочность лед на луже во дворе внизу, работа была завершена. Испытывая, пожалуй, еще большую неустойчивость, чем прежде, я свалил груду отчетов в лоток и кое-как добрался до постели.

Однако времени поспать уже не осталось, вскоре мне пришлось встать, принять душ и поплестись на собрание. К счастью, поскольку это был последний день зимней четверти, всего-то только и надо было, что со всеми попрощаться да пожелать детям приятных каникул. В состоянии крайней утомленности я приткнулся в тихом уголке в учительской, вцепившись в чашку кофе. Пребывая в тот момент в состоянии где-то между сном и бодрствованием, я внезапно обнаружил, что ко мне обращается секретарша директора, мисс Уитервуд, — приятная как метла, привлекательная как силосная яма и обладающая чувством юмора необработанной глыбы гранита.

— И где же они?

Я почему-то всегда ожидал, что в конце каждого предложения она будет добавлять «молодой человек».

О чем эта леди толковала, мне было понятно. С сожалением вынужден признать, что то был отнюдь не первый раз, когда я затянул с подобного рода вещами.

— Все в порядке, мисс Уитервуд, отчеты в лотке, где им и положено быть. Уверен, что там вы их и обнаружите.

— Уверена, что нет. Я только что смотрела. И не вздумайте начать валять дурака…

Собрав всю свою добродетель, я повел ее к лотку. Он был пуст.

— Наверно, кто-то их взял!

— Да уж несомненно. Это урна.

Достаточно лишь сказать, что все мои изыскания в школьной помойке ни к чему не привели: главный привратник на славу наигрался измельчителем бумаги.

Рождество выдалось отнюдь не счастливым, да и Новый год не особо.

Терзаемый воспоминаниями, я в конце концов заполнил иммиграционные бланки, включая даты рождения, адреса и порой весьма непростые фамилии, и положил их на конторку. Дети как раз снова принялись за «Джингл беллз».

На удивление, наша непродолжительная поездка в Намибию и первое участие в чемпионате оказались подлинным испытанием. Местная школа затерялась за пыльной и тенистой базарной площадью; здесь, как и у нас дома, имелось только одно футбольное поле.