Африка глазами наших соотечественников - [79]

На рассвете последнего дня показались пирамиды, как два синие холма на горизонте степей. Сильно потряс душу вид сих дивных могил, древней славы Египта, наполняющих его и вселенную громким своим именем и, как неодолимый магнит, привлекающих столько любопытных. И мною овладело живое нетерпение приблизиться к их громадам, когда после разделения двух ветвей Нила, идущих в Розетту и Дамиетту, открылась мне новая великолепная картина — Каир.

Каир

Первый начинает проясняться вдали вышгород столицы, иссеченный в полугоре под каменистою вершиною Мокатама. Скоро открывается по левую сторону Шубра великолепный сад паши, длинною аллеею из смоковниц соединенный с Каиром, и Булак, его предместье и пристань, оживленный тысячами барок, теснящихся в рукаве реки между гаванью и островом сего имени И вместе с своими пригородами величественно развивается от Нила до подошвы гор необъятная столица халифов во всем своем восточном великолепии, издали как обширный лес минаретов, воздвигнутых во славу Аллаха и пророка и в изумление его сынам. Но и сердцу русскому отраден очаровательный вид сей, напоминающий ему златоверхую Москву, числом колоколен едва ли не затмевающую легкие минареты Каира, хотя она уступает ему красою картины, освященной здесь Нилом и пирамидами, сим вечным гербом Египта, знаменующим все его виды, как родовой щит рыцарей, прибитый к остаткам их обрушенных замков.

Мы вышли на берег в Булаке, где учреждены таможня паши и все лучшие его фабрики, и поехали в Каир по прямой, широкой дороге, проложенной французами, которая уже начинает портиться. Высокий каменный мост выстроен на западном канале Могреби, соединяющемся с другими, проведенными из Нила по Каиру. Сквозь первый ряд строений мы вступили на обширную зеленую площадь Узбеки, которою с сей стороны величественно начинается город. Обнесенная лучшими зданиями, наиболее домами шейхов и богатых коптов, с рассеянными промеж них пальмами и минаретами, она пространством превосходит знаменитейшие площади столиц европейских и получила свое название от соседней мечети Узбеки, основанной славным сего имени полководцем султана мамелукского Каитбея в память его побед над султаном Баязидом II; наводнение Пила ежегодно ее потопляет, и она оживляется тогда лодками франков, которых квартал с нею граничит. Там остановился я в доме г. Россетти.

Каир с первого взгляда является истинною столицею Востока во всем очаровании столь громкого имени, тогда как Царьград, смесь Азии и Европы, везде носит на себе отпечаток несовершенного списка. Видя в нем остатки древности, встречая груды развалин даже новейших, мы вздыхаем о прежней столице Константинов и не можем простить туркам ни одного их шага в Европе; напротив того, Каир создан и прославлен халифами; мало в нем древностей, и те египетские, чуждые и отдаленные. Мечети его в чистом вкусе арабов Халифата или мавров испанских, покровителей искусств, и с духом свободным можно любоваться ими без горькой мысли, что они похищены у христиан; их легкие минареты, все в арабесках, родились под ясным небом Востока, а не враждебные пришельцы, подобно царьградским. Если слишком высоки дома, если тесны улицы и базары — то по крайней мере мрак и теснота служат защитою от палящего полуденного солнца, которого мы чужды в Европе. Все свое и потому прекрасно. И нельзя не плениться сею живою картиною Востока, иногда неприятною в частях, но всегда привлекательною в целом, ибо с юных лет воображение устремляет нас в сей чудный край, как бы на родину солнца, где все должно сиять особенным блеском, где мы привыкли черпать поэзию в речах людей, в их первобытных, неизменных нравах, в самой их дикости, которая нам, избежавшим оной, уже кажется новостью и предметом занимательности, подобно тому как младенцы бывают любимою забавою старцев. Для любителей Востока, напитанных его волшебными сказками, неоцененное сокровище Каир, в нем нет примеси европейской, каждая черта напоминает край и век халифов, ибо ничего не изменилось наружно.

Как и в прежние времена, сидят всякого рода ремесленники по обеим сторонам тесных базаров, каждый в своей открытой лавке, от зари и до зари занятый работою, не обращая внимания на мимо текущую толпу, до такой степени многолюдную, что в иных местах невозможно пробиться, ибо 300 000 жителей волнуются по узким торжищам Каира. На углах площадей или в преддверии мечетей сидят женщины, торгующие плодами; на лице их черная сетка с двумя только широкими отверстиями для глаз, безобразно спускается в виде длинного кошелька на грудь. Другие идут с водоносами на голове и на плечах, живописно украшенные синим покрывалом, которое, сбегая волнами с их головы, обвивает легкий стан почти до ног и дает им вид дев Мадиама, изображенных рукою художников: нельзя не любоваться сим картинным покрывалом (скрывающим по большей части не красоту, а безобразие и отвратительную нечистоту), равно как и ловкостью, с какою женщины сии носят тяжкие кувшины, одною рукою придерживая их на голове, другою неся на плечах голого младенца.

Богатые эмиры, племени Магомета, сидят в лучших одеждах в преддверии домов своих, обращая каждый день свой и целую жизнь в тщетный дым, клубящийся из их роскошных трубок. Они смотрят, как смуглый всадник Мегемета-Али в разноцветной яркой одежде промчится мимо на борзом коне или как медленно и важно проедет на богато убранном лошаке один из шейхов столицы с лоснящимся негром впереди его или со стройным абиссинцем, отличающимся правильными чертами, но не столь ценным, ибо чернота выходит на его лице пятнами. Они не пропустят шейха без мирного привета «Салам» и подадут всегда… кому-либо из бесчисленных слепых Каира, которые, следуя ощупью вдоль стен по частым изворотам улиц, дотронутся рукою до полы их одежды или, слыша знакомый голос, остановятся славить Аллаха и эмира. Но те же эмиры, увидя едущую на осле даму франкскую, окутанную с головы до ног в черное покрывало, не могут не пожалеть со вздохом о благости пророка, доселе терпящего неверных! Если же гордо и дико пройдет в пестрой чалме, с богатым оружием и в белом, красиво наброшенном плаще смуглый араб — и ему от них дружественный салам; он нужен в пустыне, это шейх одного из племен бедуинских. Когда же громкий глашатай из улицы в улицу возвещает какое-нибудь повеление паши, они жадно внимают вести, будущему источнику беседы.