Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена - [2]

У нас справедливо подчеркивают выдающуюся роль Пушкина в становлении современного языка. Не забудем только, что гений много создает, а еще больше завершает, закрепляет, венчает дело многих. Пушкин на грани веков дремал то в крестьянской зыбке, то в классической колыбели; то Арина Родионовна его баюкала, то хариты с Лелем качали. А Карамзин и братья Тургеневы писали уже вполне по-пушкински, и мы их прекрасно понимаем.

Где язык – там и литература. В бездонную копилку изречений писатели и поэты, критики и публицисты всегда вносили гораздо более весомый вклад, чем философы. Объяснений по крайней мере два – прозаическое и поэтическое.

Давно известно, что в любой области знания специалисты вынуждены создавать свой специфический, отличный от расхожего язык. На таком специальном языке даже русские слова звучат иностраннее латинских, а уж многоэтажное™, неуклюжести его предложений позавидовали бы строители Вавилонской башни. Такой язык с легкой руки Герцена (см. «Былое и думы», гл. XXV) называют «птичьим». Редкие ученые мужи этот недостаток сознают, еще меньше умеют доходчиво, популярно излагать свои мысли. А афоризм, меткое изречение не совместимы с «птичьим» языком: если ученому вдруг повезет найти удачную крылатую фразу, она сразу заставит его добавить свежести, легкости и другим местам своего сочинения.

Второе объяснение ярко обосновал французский философ и математик Рене Декарт: «Может показаться удивительным, что великие мысли чаще встречаются в произведениях поэтов, чем в трудах философов. Это потому, что поэты пишут, движимые вдохновением, исходящим от воображения. Зародыши знания имеются в нас наподобие огня в кремне. Философы культивируют их с помощью разума, поэты же разжигают их искусством воображения, так что они воспламеняются скорее». Поспорить с аргументацией Декарта можно, но сам факт неоспорим. Чтение хорошей изящной литературы развивает способность мыслить значительно скорее, нежели ученые труды по логике. Да и читать их приятнее – в трактатах редки искрометные фразы, чеканные афоризмы, остроумные сентенции.

Существенно то, что в России тех времен никакой другой общественной трибуны, кроме литературы, не было. Она поневоле заменяла и парламент, и суд присяжных, и другие демократические институты, и еженедельные издания с их неизбежной, но в меру необходимой «желтизной». Отсюда публицистичность, кураж всех этих многочисленных басен, записок (якобы сугубо личных), авантюрных и плутовских романов. А в публицистике – как обойтись без меткого слова, без ироничной насмешки? Это к тому, что среди русских мыслителей литераторы на первом месте.

III

Иной читатель может сказать, что по четкости и краткости, по красоте изложения суждений писатели начала Золотого века (тем паче их предтечи) сильно уступают нашим современникам – лучшим представителям афористики. Это правда, до Евгения Евтушенко или Игоря Губермана им далеко. Да только какой толк судить их строго – ведь они по сути еще школяры, учатся в классах Шамфора и Лихтенберга, Паскаля и Монтеня. К тому же специально афоризмы они писали редко, других забот на общественной ниве хватало. Вот погодите – заявит о себе Козьма Прутков… Но наследство, которое они нам оставили, драгоценно само по себе, без привлекательной упаковки. Не эвристичнее ли вчитаться в их размышления повнимательнее?

Тем более что очень многое из написанного двести лет назад злободневно и сегодня. Ну, человеческие пристрастия, пороки и душевные подвиги – это понятно, это вечное для всех. Но в нашей стране веками одни и те же грабли, и мы даже гордимся ими, наступаем на них с упоением и гордостью. Такой у нас характер, особенный такой. А изучение и толкование его началось именно в XVIII веке.

Как правило, самые удачные, ставшие классическими афоризмы (народные поговорки, пословицы) – плод коллективного творчества на протяжении десятилетий, а то и веков. Дени Дидро как-то заметил: «Среди покойников находятся такие, которые приводят в отчаяние живых», а спустя поколения эта мысль обрела броское и запоминающееся выражение в поговорке: «Мертвый хватает живого». Блестящий Вяземский долго и нудно упрекал Мицкевича за то, что тому не хочется писать, не рассчитывая на благодарного читателя. А наша современница Новелла Матвеева заменила уговоры резонера эффектной насмешкой:

Жалок тот, у кого идиотства хватает

Не писать, потому что его не читают.

Кто поэт, тот поет и на острове голом,

Где от мира вдали он один обитает.

Без зачинателя Барклая не было бы завершителя Кутузова. Всегда кто-то должен начинать, бормоча про себя формулу Пикассо: ты делаешь первый, а потом приходит второй и делает это красиво. Возможно, счастливый читатель этой книжечки увлечется какой-то глубокой, оригинальной, но несколько коряво для нашего уха выраженной мыслью. И озвучит ее в своем изложении, а другим останется завистливо восхищаться шедевром.

Пользоваться книгой легко. Каждая цитата в сборнике снабжена набором чисел. Первое после имени автора число – это порядковый номер произведения в указателе имен и произведений. Далее идут номера частей или глав – в зависимости от объема произведения. Бывает, что часть или глава не имеет нумерации, тогда приводится ее название. Так что каждый читатель может взять указанное произведение и прочесть его полностью или просто проверить составителя.