Афонские рассказы - [7]

Агапит немного поломал голову и наконец пробормотал:

– Не знаю. Может быть, они и существуют, но вот только мы не можем их больше видеть…

Рыбаки распутали сети, взяли рыбу и пошли в монастырь: монахи – готовиться к вечерне, а Димитрис хотел приготовить себе котелок наваристой ухи. Солнце уже покраснело и собралось уйти за гору. Старик посмотрел на зеленую громаду Афона и улыбнулся. Он опять почувствовал себя ребенком, слушающим сказки, которые рассказывала ему бабушка при свете свечи.

Он помнил, как, закрывая глаза, представлял себе сказочный мир. Под монотонный нежный голос бабуси набирало силу воспоминание об утерянном рае. Это была гористая земля, по которой протекала глубокая, но не широкая река. Он плыл по направлению ветра на красивой длинной лодке с косым парусом. В этой сказке все вокруг было живое, даже камни, деревья и сама река. В воздухе веяло неуловимой свежей мечтой, жаждущей воплощения в чьей-нибудь судьбе. Каждая тропа здесь вела к вечной радости, и каждый шел к ней по своей, особенной дороге. Изобилие жизни в каплях утренней росы и вечернем ветре. Он сам был и частью этой земли, и ее полнотой, был ее порождением и в то же время творцом. Маленький Димитрис тогда не задумывался о вечной жизни, он просто знал, что существует на земле благодаря великому ветру, который не виден, но все им приводится в движение. Шли годы, и суровая правда жизни вытеснила из сознания ту сказочную страну. Приходя к гробнице своей бабушки, Димитрис теперь уже старыми морщинистыми руками отирал пыль с памятника, думая, что время – именно та река, по которой плыла его лодка, она имеет своим истоком сказочную страну его детства, а куда она в конечном итоге вольется, это зависит только от нас. Какой-то внутренний голос всегда говорил ему: «плыви в направлении ветра».

Димитрис обычно старался погасить этот голос, дела этого мира своей серьезностью и злободневностью подавили все мечты духа. Но в самые напряженные минуты своей жизни он вдруг с удивлением понимал, что эти детские переживания перед лицом смерти гораздо влиятельней любого мирского опыта. Особенно он осознал это, когда лег в клинику доктора Далмакиса на операцию; неожиданно он ощутил себя беспомощным, поняв, что ничего не знает о самом главном – смерти, а значит, ничего не знает и о жизни.

Афон чем-то напоминал Димитрису ту сказочную страну, может быть, потому, что здесь жили люди, которые были своеобразными знатоками вечных вопросов. Мирские люди обычно откладывают разрешение этих вопросов на самый последний в буквальном смысле день, и момент смерти у них проходит неосознанно. Монахи же очень часто вспоминают смерть, которая трактуется как переход в последующую жизнь, приобретая особое к ней отношение. Некоторые старцы даже желают быстрее упокоиться от мира. Это смелое простое отношение подкупало Димитриса, который сам побаивался смерти. Как птица, падающая с ветвей, замерзнув от неожиданной стужи, безропотно и тихо погибает, так и монах подчиняется приходу смерти как естественному закону жизни. Он словно засыпает без нашей мирской тревоги и душевных метаний.

Димитрис сварил уху и угостил своего соседа по комнате – пожилого трудолюбивого румына, который на ломаном греческом нахваливал рыбную трапезу. Он устал и лег отдыхать, утром нужно было снова идти на рыбалку.

На следующий день румын обнаружил, что старый рыбак странно лежит на своей постели, его правая рука была откинута, и на лице была печать такой безмятежности, какую никогда не встретишь у живого человека. Румын безуспешно попытался растолкать своего соседа и, осознав, что произошло, всплакнул и пошел искать благочинного. Благочинный позвал врача, который зафиксировал смерть от внезапной остановки сердца. Монахи отслужили литию, позвонили родственникам усопшего и думали, как бы переправить старика в Салоники. Была жара, и решили вызвать рефрижератор, в котором обычно возили рыбу. Все жалели доброго рыбака, но считали, что его кончина на Святой горе служит знаком благоволения к нему Матери Божьей.

Несколько часов назад Димитрис видел сон: он плыл на красивой длинной лодке с косым парусом, маленьким мальчиком, по узкой, но глубокой реке, и бабушка читала сказку, ее слова вплетались в плоть камней и корни чудесных деревьев.

Голос дорогой бабуси говорил устами сказочного волшебника: «Плыви в направлении ветра!»

Димитрис поправил парус и поплыл навстречу восходящему солнцу.

Украденные мощи

Острота зрения всегда была моим достоинством, я могу видеть, словно кошка, даже в темноте. Хорош у меня и слух – на расстоянии пятидесяти метров я слышу слова спокойно беседующих людей так же легко, как вы, к примеру, их крики. Если искусно пользоваться этими природными преимуществами, можно многого достичь.

Но в жизни бывает и так, что наши достоинства делают из нас злоумышленников. Вот и я, который был в общем-то неплохим парнем, встал в юности на кривую тропу преступлений.

Мы с лихими друзьями воровали, не задумываясь о будущем и не боясь возможного наказания, пока один достойный упоминания случай не произошел со мной и не вырвал из этого несчастного болота, что зовется воровством. Мне хочется, чтобы кто-нибудь с похожей на мою судьбой прочел это повествование и, может быть, уберег себя от моих ошибок.