Афонские монашеские молитвенные дневники - [18]

Шрифт
Интервал

29 августа

На Литургии, слава Богу, причастился с чувством, но после Литургии в новой беседе с гостем снова рассеялся и утомился, но, оставивши гостя до обеда, не мог ни отдохнуть, ни направиться на молитву. Во время обеда продолжение той же беседы на три часа до провода гостя. Пришел после этого в свое тихое помещение, но не смог ни спать, ни молиться внимательно, ибо потеряно место сердечное. Хотя совесть спокойна была за проведенное время в беседе. Пришлось сознаться в своей немощи. Вместе с участием и вниманием к ближнему, в то же время надо хранить и свое состояние молитвенное. Но и сознавши эту немощь и напрягавшись не раз на умную внимательную молитву, не мог получить, пока не вспомнил так часто забываемое нами то необходимейшее для нас в трудах спасения евангельское предупреждение Христа Спасителя: “Яко без Мене не можете творити ничесоже”. Вспомнив же и помолившись Господу в сердце о помощи, тотчас незаметно и получил ее; в сердце самом изреклась молитва: “Иисусе Сыне Божий помилуй”, и обрелось, таким образом, без художественных приемов место сердечное. Теперь мне пришлось пользоваться ими для поддержания молитвы, начавшейся Божиею помощью.

Итак, благодарение Богу, помолился около часу, и усталость от беседы долговременной пропала, и забыл, о чем говорил с гостем, тогда как до сего все, что приходило на ум, отвлекало его от молитвы. Сначала мы порадовались, когда на время уклонились от гостя, и он отошел в другое место. Мы же, узнав об этом, потом укорили себя в совести, что, охраняя свое безмолвие, пренебрегаем заповедью Евангельскою о страннолюбии и любви к ближнему. И вот Господь дал нам случай исполнить заповедь Христову и увидеть свою немощь и неспособность еще служить ближнему без ущерба своему духовном устроению. Что чему и когда предпочесть, да вразумит Господь на будущее в свое время в совести. Теоретически же это трудно обучить себя навсегда: чтобы заповеди о любви к ближнему и молитве для монаха были всегда равносильны. Одни от святых предпочитали иногда одно, а другие другое (Арсений и Моисей преподобные). В определении того, что чему предпочесть, когда много значит нравственное состояние, возраст духовного преуспеяния: любовь к ближним и молитва могут быть в равной степени усвоенными преуспевшими духовно. Немощным же иногда вполне должно оставить служение ближнему для преуспеяния в молитве, а иногда и восполнять недостаток ее служением ближнему, особенно, когда сам слабый молитвенник не обходится, а пользуется помощью других. (Об этом подробно рассуждает преп. Исаак Сирин в главе об исповеди.)

30 августа

После обеда читали о молитве Иисусовой из: 1) “Странника” (изд. 3-е, 1884), 2) “Русского Инока”, 3) Добротолюбия, и 4) из писем Еп. Феофана по вопросу: кому можно и кому нельзя заниматься “художественной” молитвой по Добротолюбию.

По “Страннику” (стр. 74, изд. 3-е), кто одолевается сном и разленением бурею помыслов во время умной сердечной молитвы, не готов к занятию ею. По “Иноку” (Вопрос 75, февр. 1913, стр. 140) со слов преп. Григория Синаита из Добротолюбия (ч. 1-я, гл. 8-я) “непослушливые и страстные, с дерзостью приступающие к умносердечной молитве, не достигают ее и как самочинные впадают в дерзость, во мнение и в прелесть”.

Еще строже высказывается Еп. Феофан (“Письма к разным лицам”, 2-е издание, письмо 80-е: “О прелести при умной молитве”, стр. 415), где решительно сказано, что всякий проходящий умносердечную молитву с художественными приемами по Добротолюбию без руководителя, по одному описанию в Добротолюбии неминуемо впадает в прелесть, переоценивая значение художественных приемов и достигаемые ими естественные последствия и собрание ума и теплоту, признавая их за действие благодати Божией.

Это все прочитанное несколько смутило меня недоумением, что без наставника-руководителя, которого ныне трудно и даже невозможно найти, не следует заниматься умносердечной молитвой по святоотеческому учению по Добротолюбию из-за опасения неминуемой прелести.

Но далее, прочитав все статьи из “Инока”, мы увидели, что, правда, молитва умная по Св. Симеону Новому Богослову зависит от послушания, в котором приобретается чистота совести и беспопечение, что есть необходимейшее условие для занятия умной молитвой. Там же далее разъясняется, как чистую совесть можно соблюдать по отношению, во-первых, к Богу, во-вторых, к духовному отцу и, в-третьих, к прочим лицам и вещам., Послушание для делания умной молитвы необходимо для приобретения чистоты совести и беспопечительности, которые без послушания невозможны. По словам преп. Григория Синаита, где он говорит о безусловной необходимости для чистоты совести (л. 83, г. 1-я) первым приготовительным условием для умной молитвы иметь послушание, то разумеется под словом этим не первая ступень иноческой жизни (т. е, внешнее послушание), а разумеется внутреннее свойство характера — послушливость, которая может приобретаться и без внешнего послушания, от одного внутреннего послушания Заповедям Божиим (Св. Григорий Богослов), как это видно и на примере святых, в числе коих были и занимавшиеся молитвой с художественными приемами по Добротолюбию, и сподобившиеся молитвы умной благодатной, не живших под внешним послушанием, но угодивших Богу совершенно, в числе их Нил Сорский, Паисий Величковский и даже (в мирской жизни — Патриарх Константинопольский) св. Григорий Палама, св. Патриарх Фотий. Да и сам преп. Симеон Арх. Солунский велел всем мирянам в других письмах и книгах не говорить так решительно против художественных приемов и даже считает их пригодным и необходимым средством для нас расслабленных и ленивых, конечно, не имеющих и добродетели послушания (Письма по поводу Сперанского, стр. 169 и 210).


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.