Афганский «черный тюльпан» - [2]

— Женя, никакого праздника, мы сходили с Аней в центр и купили немного мяса. А потом надумали тебя побаловать пельменями. Она мне помогала, сама делала, по локти была в муке.

— Хозяюшки вы мои! Ну, молодцы! Дайте-ка умыться и переодеться.

На столе стояла большая миска с пельменями, от которых поднимался густой пар. Наташа поставила перед каждым тарелочку и по стакану молока. Она знала, что Евгений любит молоко и всегда его брала на двоих: на Анечку и на мужа.

Пельмени и вправду были вкусными. За столом Евгений шутил над «пельменями» Анечки, их причудливой формой. Но зато их вкус хвалил больше маминых. Всем было хорошо, но Наташа, нет-нет, да и встретит его какой-то тревожный взгляд. Сначала она не придала этому значения. Мало ли там, на службе что случилось. Вот и не может еще отойти от этого. В его дела она не вмешивалась никогда. А если надо выговориться — сам все расскажет, поделится тем, что его гложет. Они всегда делились своими радостями и неудачами по работе.

Наташа осталась убрать посуду, а Анечка потянула Потураева в комнату:

— Давай даться, папа! Ну, давай, — требовала она.

Как-то Евгений в игре с ней, встал на пол на четвереньки и научил ее «бодаться» лбами. Теперь Анечка постоянно требовала «даться», ей нравилось побеждать такого большого и сильного папу.

— Да ты же опять меня забодаешь! Я никак не могут с тобой справиться! Нет, я боюсь!

— Давай! Давай! — настаивала Аня.

Они встали на напольном ковре друг перед другом на четвереньки и пригнули головы. Аня смело пошла не него и уперлась в его лоб. Евгений немного посопротивлялся и стал медленно отползать назад. А Аня, как ей казалось, все сильнее и сильнее давила на папу, кряхтя и сопя.

— Всё, Анечка! Сдаюсь! Ну и сильна ты у нас! Будешь хорошо кушать, всегда будешь сильной.

Он, сидя на полу, подхватил и нежно прижал к себе маленькое тельце дочери. Старший лейтенант Потураев служил в артиллерийском дивизионе десантно-штурмовой бригады в должности старшего офицера батареи. Артиллерийскую науку он любил до самозабвения, испытывая внутренний восторг на боевых стрельбах — управлять огнем орудий, стоящих где-то позади наблюдательного пункта в нескольких километрах, это для него было праздником.

Наблюдая на разрывами снарядов в бинокль, вычисляя корректуры, он как бы сам был тем снарядом, который по его воле летел к цели. По своей должности он при стрельбе батареи всегда находился на огневой позиции, принимая команды с переднего края и обучая солдат правильным их исполнением. Эти минуты залпового и беглого огня он тоже любил. Мощные выстрелы гаубиц, пыль, дым окутывают орудия, а пороховая гарь всегда вызывала в Потураеве ощущения настоящего боя. А смена огневых позиций! Совершение марша и сходу занятие огневых позиций! Это захватывающая и волнующая картина! Слаженность расчетов при этом всегда грела душу Потураева. Он гордился своими солдатами и своей причастностью к такой боевой работе. По-своему, он был романтиком военной службы. Когда в бригаде, после ее формирования, началась боевая учеба, их офицеров — сухопутчиков, стали готовить к парашютным прыжкам. Это было для него новое, интересное и захватывающее дело. Потураев наравне с солдатами тренировался на трамплинах, рейнском колесе. Почти без волнения он взобрался на парашютную вышку. Прыгнул вниз безо всякого мандража, зная безопасность работы систем парашютной вышки. Он еще четыре раза подряд поднимался на нее.

На первый свой прыжок из самолета Потураев ехал тоже без волнения — так хотелось стать настоящим десантником. Он рвался в небо. Тренировочный «кукурузник» АН-2 поднялся в воздух, неся десять парашютистов. Под ними проплывали квадратики полей, ниточки дорог и зеленые массивы леса. Самолет вышел на боевой курс. Выпускающий по команде «Приготовиться!» открыл боковую дверь. В салон самолета ворвался поток ветра и рев двигателей. Евгений был вторым в очереди на прыжок. Сжимая правой рукой вытяжное кольцо, он, пружиня ногами, стоял за первым. Загорелся зеленый свет на табло в хвосте самолета и громкий ревун оглушил всех десантников. Этот звук как бы подталкивал парашютистов к двери.

— Пошел! — и первый парашютист ушел вниз. Потураев мелкими шажками приблизился к двери. Выпускающий слегка хлопнул его по левому плечу: «Пошел!».

Евгений пригнулся и резко оттолкнулся от порога, сжавшись, как учили, в неразомкнутый комок. Вихрь воздушного потока закрутил его во всех мыслимых и немыслимых плоскостях. Голова — ноги. Под его тяжестью раскрылся стабилизирующий парашютик, закрепленный карабином к тросу в самолете, и свободный полет Евгения выровнялся: 501, 501, 503. Кольцо! Он резко выдернул вытяжное кольцо и внезапно провалился еще больше в бездну. Мгновение, и подвесная система плотно обжала его, и ноги подбросило вверх. Он как-будто бы остановился в воздухе. Посмотрел наверх — белый купол одуванчиком висел над ним. Сверху в стороне уже негромко гудел их самолет. А затем вообще наступила тишина. Ни звука! Он будто бы завис над необъятной землей. Вокруг, до дымчатого горизонта, виднелись лес, поля, голубая ленточка реки. Машины маленькими коробочками ее двигались по дороге-нитке.