Афганские каскадеры - [21]

сразу трое; молодую женщину взяли на себя два оперативника в штатском.

– Дурдом, – пробормотал Котов, лежа с завернутыми за спину руками на мокром асфальте, лицом в дождевой луже. – Вот тебе отпуск, вот тебе и пляж.

ГЛАВА 7

Провинция Гильменд

– Браво Два, ответьте Браво Один!

Козак, морщась, как от зубной боли, достал из кармашка разгрузки «кенвуд».

– На связи Браво Два!

– Оставьте замыкающим «Патрол»! А сами – быстро ко мне!

Иван посмотрел через лобовое стекло на стелющуюся под колеса черную, жирно поблескивающую ленту двухрядного шоссе. Движение в этом юго-западном углу Афганистана преимущественно левостороннее. Вернее, водители здесь, как и повсюду в этой стране, передвигаются, сообразуясь с собственными соображениями. Однако, учитывая, что провинция Гильменд находится в зоне британской ответственности, в этой части страны преимущественно практикуется правило левостороннего движения.

Ханс переложил руль; выехав правыми колесами на обочину, пошел на обгон следовавшего замыкающим в колонне грузовика. Почти сразу обзор им заслонила корма другого трака… Машины, хотя и были порожними, ползли со скоростью похоронной процессии. Такое поведение большей части водителей красноречивее всего говорит об их отношении к тому, что произошло некоторое время назад на КПП. Определить, где именно находится в данный момент штабной «Хамви», в этих условиях, когда шоссе идет по прямой, а обзор заслоняют массивные грузовики, было крайне сложно. К тому же колонна, едва выехав за пределы лагеря, распалась на три или четыре обрывка…

В рации вновь прозвучал сердитый голос старшего.

– Браво Два, вы что, не слышали мою команду?

– Где находитесь, Браво Один? – не обращая внимания на хамский тон, спросил Козак. – Я вас не вижу.

– Возле «кургана»! Жду.

Через несколько минут «Дефендер» съехал на обочину, припарковавшись рядом с массивным «Хамви». В этом месте дорога проходит у подошвы серо-коричневого холма. Вернее, и холмом-то его нельзя назвать; так, прыщ на ровном месте. Высотой всего метров в десять; оплывший, с покатыми склонами, он, этот холм, и вправду похож на древний курган. Возможно, он таковым и является: на его плоскости виден частично вросший в холм каменный знак в форме пирамиды. Кстати, если приглядеться, то можно заметить наряду с современными надписями почти стертые временем древние письмена, а также пиктограмму – нечто, смахивающее на змею или змея с горящей головой.

Козак вышел из машины. Достал из кармашка разгрузки пачку «Кэмела». Выковырял сигарету, прикурил. Одновременно из «Хамви» выбрался водитель. Это был крепыш лет двадцати восьми, тоже наемник, родом из украинского города Кременчуг. Тот самый, что попер на него буром во время стычки у застрявшего на КПП самосвала.

– Алексей, а где Кэмпбелл? – выпустив облачко дыма в сторону «земели», спросил по-русски Козак. – Он в машине?

Крепыш, одетый в песочный камуфляж с эмблемой AGSM на груди, кивнул в сторону холма.

– Ты не в курсе, чего ему надо?

Уроженец Кременчуга пожал плечами. Иван, глядя на него, криво усмехнулся.

В местном гильмендском филиале AGSM из почти полутора сотен сотрудников примерно двадцать – граждане Украины и других стран СНГ. В их числе те, для кого русский изначально родной. Русский – в той или иной степени – понимают также и наемники из стран Восточной Европы: поляки, прибалты, словаки, болгары… Этих, если брать общее количество, не менее трети от нынешнего списочного состава.

Иван доподлинно не знал, кому именно принадлежала изначально эта инициатива – штрафовать за разговоры на русском. Местному начальству или кому-то из верхов. С подобным доводилось сталкиваться лишь в турецкой учебке; но там запрет распространялся на все наречия, кроме собственно «служебного языка», то есть инглиша. Здесь же, в самом лагере, а также в Лашкаргахе, где служат еще около полусотни сотрудников из их ЧВК, запрет распространяется только и исключительно на русский. Скандинавы, немцы свободно говорят по-своему. А за «великий и могучий» – денежный штраф.

На первый раз за подобное нарушение, как его предупредили сразу по прибытии, начисляется штраф в сто фунтов стерлингов (или столько же в евро, у кого какой контракт). За рецидив – пятьсот фунтов. А если засекут еще раз, увольняют…

Стучат, кстати, друг на друга и сами «русскоязычные». Так что нет ничего удивительного в том, что этот парень, которого Колин взял водителем вместо основного драйвера – тот уже неделю мается дизентерией, – сейчас изображает глухонемого.

– Козак, я здесь! – донесся голос старшего. – Поднимитесь, есть разговор.

От обочины к «вершине» ведет отполированная ступнями сотен, а может, многих тысяч поднимавшихся туда прежде людей тропа. Козак легко преодолел этот пологий подъем. Кэмпбелл что-то высматривал в округе в бинокль. Колонна продолжала ползти со скоростью пешехода; могло даже показаться, что машины, плетущиеся в хвосте, вовсе остановились. На чуть срезанной верхушке кургана пахнет древней пылью, мочевиной и поднимающимися с шоссе запахами расплавленного асфальта и дизельных выхлопов.

На обожженном солнцем лице Кэмпбелла, влажно поблескивающем от пота, застыло недовольное выражение. На скулах перекатываются тугие желваки. «Демонстрация», устроенная большей частью водителей, преимущественно местными и паками, старшему колонны явно пришлась не по нутру. С другой стороны, Колин не мог не понимать, что в происходящем есть изрядная доля его собственной вины. Опустив бинокль, старший повернулся к Козаку.