Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - [59]

«Фарах» наедине с собой трусил, боялся провала, о чем нередко признавался своему начальнику «Зурапу», тот успокаивал «Фараха», как мог, рассчитывался с «Фарахом» американскими долларами за оказанные услуги кандагарскому басмаческому подполью, и «Фарах» успокаивался, полагал, что так будет продолжаться долго безнаказанно, имея в руководстве такого талантливого начальника, каким он считал «Зурапа».

– Я окончательно озверел от Саурской революции! – говорил «Фарах» своему начальнику «Зурапу» и, кажется, был искренен в своих словах.

Другой «перевертыш», перевербованный «Зурапом», – «Акрам», был по своему поведению и темпераменту явной противоположностью «Фараху». Он говорил при встрече с оперативными офицерами:

– Я марксист-ленинец до самой смерти, а не какой-нибудь уличный шпана. Брать деньги с советских друзей за выполненную работу отказываюсь, поскольку помогать советским мушеверам в борьбе с басмачеством – это моя потребность души!

Собину и Саротину нравилось такое признание и деньги, предназначенные для оплаты услуг «Акрама», они пропивали, приобщили «Акрама» к водке, и, будучи пьяным, он пел частушки:

Эх, яблочко, куда катишься,

В ХАД попадешь —

Не воротишься…

Так, дешевым притворством «Акрам» вошел в полное доверие к Собину и Саротину. Они им восхищались, были без ума от его находчивости и коммуникабельности. Похлопывали по плечу «Акрама», как себе равного, смеялись, что он по идейным соображениям не берет у них деньги, говорили, что если он так будет поступать и впредь, то от него уйдет жена к другому, поскольку он больше любит Маркса и Ленина, а не свою жену.

У «Акрама» была молодая жена. Он любил ее и называл «кладом», который, по его словам, ему подвалил случайно, на что майор Собин заметил в шутку, что если жена «Акрама» – клад, то, согласно закону, «Акраму» принадлежит от этого «клада» 25 %. «Акрам» умел ценить шутки, на явную грубость и насмешки не реагировал, терпел до поры до времени, твердо знал, что расплата близится, а долг – платежом красен.

«Акрам» окончательно завоевал душу и сердце оперативных офицеров, и когда ему однажды предложили поехать в Советский Союз на учебу, он так расчувствовался, что на глазах Собина и Саротина расплакался, и его даже пришлось успокаивать. Не знали офицеры, что видят перед собой артиста, способного плакать, играть заученную роль, клясться в верной дружбе и держать камень за пазухой, чтобы этим камнем прибить в один прекрасный момент, когда наступит тот самый час расплаты, о котором «Акраму» и «Фараху» говорил их начальник «Зурап».

«Акрам» при встречах с оперативными офицерами Собиным и Саротиным прикидывался другом России, говорил, что по политическим убеждениям он ближе к Карлу Марксу, чем к Аллаху, но на самом деле оба эти идола были для него безразличны и практически не нужны. Он любил только деньги и, по словам «Зурапа», отказываясь от денег за услуги советской разведке, драл с него три шкуры и норовил получить расчет не в афгани, а в американских долларах, но, естественно, об этих слабостях «Акрама» никто из оперативных офицеров не знал и не догадывался, пока «Зурап» не разоблачил истинное лицо этого негодяя, прикидывающегося бессребреником, своим «парнем в доску», каким его, кстати, считали Собин с Саротиным по ошибке.

Еще одна особенность была в поведении агентов «Фараха» и «Акрама». «Фарах», к примеру, тщательно скрывал знание русского языка. Общался с офицерами через переводчика, лишь иногда говорил несколько фраз по-русски, якобы машинально заученных им. На самом деле он слушал, что говорили между собой оперативные офицеры, запоминал и делал для себя определенные выводы, как в дальнейшем вести себя при встрече и что говорить, делая вид, что не понимает русского языка. Зато «Акрам», что называется, лез из кожи и выпячивал знание русского языка, хотя знал его хуже «Фараха». Называл газету «Правда» зарей Востока, льстил, угождал оперативным офицерам и целовал портрет Л. И. Брежнева. Это не понравилось Саротину и Собину. Они недолюбливали Брежнева и его престарелую кремлевскую команду и не могли разделять такого всплеска патриотизма со стороны «Акрама», который сам почувствовал, что переиграл заученную роль, взглянув на офицеров. Но они вскоре успокоились, посчитав, что «Акрам» – иностранец и не знает, как в Советском Союзе рядовые граждане относятся к Брежневу – отрицательно, и инцидент с целованием портрета Брежнева был исчерпан, а напрасно. Была хорошая зацепка разобраться в истинном лице авантюриста, чем-то похожего на другого авантюриста прошлого – Эжена Видока, удостоившегося пера А. С. Пушкина.

Ненормальные отношения оперативных офицеров с «Акрамом» и «Фарахом» и другими агентами не прошли мимо переводчика Хакима, он сказал на встрече с «Акрамом» Собину:

– Тебе, майор, не совестно обманывать и обворовывать оперативную кассу и складывать деньги, положенные для агентов, в свой карман?

На это замечание майор Собин с присущей ему наглостью заметил:

– Хаким, ты своей бородой очень похож на «Акрама», не положить ли тебя в гроб вместо него? Что ты сам-то об этом думаешь?