Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - [47]

Со мной были согласны все. Стали обсуждать план действия.

– Вчера ночью у ворот бригады был задержан басмач, – сказал комбриг Шатин. – Этот басмач, – продолжал комбриг, – пытался подбросить голову солдата бригады, выкраденного во время ночного дежурства. Солдат заснул – и, как говорится, поплатился головой. С задержанным басмачом проводит профилактическую работу особый отдел. Басмач ведет себя дерзко, чувствуется, что за ним кто-то стоит. Кричит, кусается, плюется прямо в лицо, как верблюд. Но, к счастью, у меня в бригаде есть свой Малюта Скуратов из азиатов, способный выбить любое признание вины. Приведите сюда этого басмача, – приказал комбриг. – Не сомневаюсь, что басмач связан с «бешеным» Хасаном.

Молодой лейтенант Назарбаев, из казахов, привел басмача в наручниках, избитого до крови. Басмач с трудом держался на ногах, выплевывал кровь вместе с остатками зубов, на нагловатом лице следы крови, синяки.

– Ну, говори, что ты только что мне сказал! – приказал басмачу лейтенант Назарбаев. – Как только все чистосердечно расскажешь, дам тебе порцию наркотика, чтобы ты поправил свое пошатнувшееся здоровье. Говори, не молчи.

– Рано утром 4 марта 1981 года, – сказал басмач, поминутно оглядываясь на лейтенанта Назарбаева, – отряды объединенной афганской оппозиции во главе с одноглазым Хасаном нападут на город Кандагар с трех сторон, изнутри будут действовать силы кандагарского подполья, начнут взрывать официальные учреждения народной власти, часть этих сил намерены тайно просочиться в аэропорт и из гранатометов сжечь вертолеты и самолеты и другую технику, находящуюся в порту. Это станет сигналом к действию Хасана. Он ворвется в город и главный удар нанесет по бригаде Шатина.

– Ты ничего не напутал? – строго спросил басмача комбриг Шатин. – Если сдуру и с испугу наговорил лишнего, разрешаю поправить свои показания, иначе тебя ждет суровая смерть, ты будешь повешен и в рай уж точно не попадешь.

– Не сомневайтесь, я сказал правду, а там сами решайте, как со мной поступить. Но запомните, что месть Хасана будет жестокой. У него неделю назад погибла вся семья, и он не может видеть живыми русских солдат. Так он говорил мне, и я верю его фанатизму и ненависти к вам, русским. Берегитесь. Это тоже правда. Ее я сказал не по принуждению, а по собственной воле. Пусть только лейтенант больше не бьет меня и не терзает железом, даст дозу наркотика, иначе я помру.

Басмач вытер рукавом набегавшие слезы. Силы его покидали, воля исчезла. В словах басмача был крик боли и безумия.

– А почему Хасан послал именно тебя к воротам бригады, чтобы подбросить голову нашего солдата? – спросил я.

– Во-первых, я знаю русский язык и часто был у ворот бригады под видом нищего, чтобы получить миску солдатских щей. Во-вторых, Хасан – подозрительный человек и мало кому доверяет. Он послал меня, чтобы запугать солдат и офицеров перед началом крупномасштабной операции. Я должен был подбросить голову солдата в момент раздачи пищи нищим и голодным афганцам, но не удалось, меня схватили. Однако и на этот случай кривой Хасан предусмотрел, как я должен вести себя, сказать, что подобрал мешок на дороге, когда шел к воротам бригады. Я даже не предполагал, что у вас есть такой специалист, как этот лейтенант. Таких ребят нет у Хасана.

– Этот террорист, пойманный нами, – сказал лейтенант Назарбаев, – отличается большой жестокостью. Поначалу он ничего не говорил, лишь плевался, ругался матом и плакал, скрывал знание русского языка. Я долго возился с ним, чтобы он заговорил, и только после применения силы он заговорил. Теперь стал кроток, как ягненок.

Только сейчас я заметил, что кожа на спине басмача содрана в нескольких местах. Он с трудом держался на ногах, сдерживал слезы, чтобы не разрыдаться.

– Что ты еще можешь добавить к сказанному? – спросил я.

– Пожалуй, больше нечего сказать. Я все сказал.

– А что делать с этим басмачом? – спросил лейтенант Назарбаев Шатина.

– Передай его в ХАД, пусть там решают, что с ним делать, но после 4 марта.

Совещание командиров частей и подразделений закончилось. Каждый знал, что делать. Операция по уничтожению Хасана была назначена на 3 марта 1981 года.

Мы с комбригом Шатиным вышли из прокуренной комнаты, где было совещание и шел допрос пленного басмача, стали прогуливаться по территории штаба бригады. Луна спряталась за деревья, все небо черное, как большая дыра.

Стояла ночь. Вокруг ни души. Десантники спали в казармах. На посту бдительные часовые, по территории штаба бригады ночной патруль на джипе.

– Стой! Кто идет! – послышалась команда, и автомашина осветила нас светом фар. Шатин назвал себя.

– Извините, товарищ комбриг, – ответил тот же голос, – не сразу узнал вас.

Автомашина рванулась с места и исчезла за поворотом.

После дневной жары было приятно оказаться в тиши ночной прохлады. Дул небольшой ветерок, ласково заглядывал в лицо, освежал душу от пыли и жары. Комбриг молчал, о чем-то думал, шел, не проронив ни слова, вдруг остановился и сказал:

– Ты, Геннадий, сибиряк. Расскажи, как охотники выгоняют медведя из берлоги?

– Как правило, громко кричат, чтобы разбудить косолапого и напугать криком, потом начинают совать ему палку в качестве раздражителя. Медведь начинает злиться, хватать палку и потихоньку выбираться из берлоги. Тут-то его и ждут охотники. Меткий выстрел – и дело сделано, медведь убит.