Афганская командировка - [14]

– А дальше что?

– Да все нормально! Дагаев, спасибо ему огромное, благополучно отслужил и уволился, уже, наверное, год как дома, а я, как видите, тут живой и здоровый.

– Далеко еще до Пули-Хумри, товарищ старший лейтенант, долго ехать?

– Недалеко, скоро приедем, не горюй, солдат! К ужину не опоздаешь, а пока надо бы сухариков или галет из сухпайка пожевать. Давай, Палий, пошурши в вещмешке, что нам в дорогувзводный собрал.

Проезжая через очередной кишлак "колонна немного замедлила движение. Хотя в стенах местами зияли рваные "раны", опаленные дыханием войны, в погожий весенний денек жизньшла своим чередом. Вдоль дороги весело журчал арык, питающий мутной холодной водой все живое. В этом арыке бородатый мужик в тюбетейке набирал воду для мытья тут же стоящейлегковушки "Тойоты", молодой парень поил ишака, плескалась визжащая ребятня, набирала воду в древний медный чайник закутанная до пят в паранджу афганка.

– Видишь, Иващенко, вода для Афгана – жизнь, дороже золота. Но нам ее пить нельзя, помрем. Можно только ту, что из части взяли, – важно прочавкал набитым сухарями ртом Палий исделал большой глоток из белой пластмассовой солдатской фляги. Ее потертый хэ-бэшный чехол был мокрым, чтобы влага, испаряясь, остужала воду во фляге.

– На, хлебни, дружище, только осторожно, лошадь не задави. Стройный, изящный, небольшой конек под деревянным седлом вез толстого важного мужика в чалме и полосатом халате. Заним, доставая растопыренными ногами до земли трусил на ишаке худой долговязый парень, таща сзади в поводу другого навьюченного ишака. Огромные тюки, из-под которых торчалитолько ослиные уши и хвост, казалось, неизбежно должны были раздавить его, однако выносливое животное исправно тянуло ношу.

– Товарищ старший лейтенант, анаши не хотите, может, купим? – хитро улыбаясь, Палий показал на стоящего у дороги пацана лет пяти.

Маленький бритоголовый мальчишка вряд ли знающий хоть одну букву, в протянутой вверх руке держал несколько темно-зеленых, похожих на пластилиновые палочек. В другой ручкеюный наркоторговец зажал солидную пачку афганских денег.

– Командир, чаре, чаре бери! Чо есть, чо надо? Бакшиш давай! – орал маленький наркодиллер, улыбаясь до ушей.

– Ты что, Палий, совсем обалдел от сладкой жизни? Вот погоди, приедем в батальон, я тебе устрою анашу, – рявкнул старлей.

– Да что Вы, что Вы, я же пошутил. А если честно, Вы пробовали чаре курить?

– Ты что, прокурор, что ли, чтобы допросы устраивать? А если честно, то не пробовал, я ведь некурящий. Если б курил, то может, разок и попробовал бы.

– А я пробовал, отрава редкая. Когда покурил, так ничего вроде, интересно, а потом так фигово было, не хочу больше, – вмешался в разговор Иващенко, – только вы не говорите никому,ладно?

– Я то не скажу, но вообще-то многие пробовали, да и покуривают втихую. Думаете незаметно? У комбата все переписаны. Наркомания – это болезнь, поймите, жизнь свою молодуюгубите, сжигаете. Один косяк потянул, другой, третий, пятый и пошло-поехало, засосало. Ты, Иващенко, не помнишь, а Палий должен знать Мартова, солдата из первой роты. Худющийбыл как кощей бессмертный. Ничего ему поручить нельзя было, только в наряд по кухне и ходил, так он и там отличился. Обкурился до чертей полосатых и убежал на пост боевогоохранения. А там два олуха – сержант и солдат вместо того, чтобы связать его да вызвать подмогу, помогли ему еще один косячек забить, раскурили на троих. Этим-то двоим еще ничего, аМартов совсем обалдел. В столовой его хватились, сержант за ним на пост побежал. Так Мартову видно показалось, что "духи" наступают, автомат схватил, затвор передернул, визжит: "Невходить, всех поубиваю!". Вход в землянку вместо двери брезентовым пологом был занавешен. Сержант за пологом стоит, его уговаривает, автомата ему не видно. Слушает, утих вродезабияка. Только-только ногу через порог переставил, а Мартов взял и шарахнул ему прямо в ступню. Хорошо еще хоть не сильно задел. Сержант бедняга так на задницу и упал. Кричит отболи, кровь из ноги хлыщет, те двое с поста рты пооткрывали, оторопели. Мартов кровь как увидел, видно шарики в голове закрутились, автомат бросил и ходу из землянки куда глазаглядят. А глаза-то от наркоты мутные, так он и побежал вместо батальона в другую сторону. Как раз на минное поле выскочил. Но не зря видно в учебке саперному делу учился, увиделмины под ногами, а может и клацнула какая-нибудь. И везет же дураку – ни одна мина не взорвалась. Мины правда были там противопехотные, самые простые, скворечники деревянныеиз двух коробок – одна в другую вставляются, а крышка во взрыватель упирается. Такие еще пионеры при дедушке Сталине делали. Их еще к тому же и дождями повымывало, все коробкинаружу торчали. Мартов до середины минного поля добежал, протрезвел видно от страха окончательно, уселся на землю, заплакал и стал звать на помощь. Так там и сидел пока на БТРе заним не приехали, а одно колесо на мине все-таки взорвалось. Вот так с наркоманами бывает, судили его потом, сидит теперь и лечится принудительно.

Остаток пути до Пули-Хумри проехали без осложнений. Казалось и машины, словно кони, чуяли близкую передышку и "бежали резвее". За знакомым комендантским постом колоннарасползлась по закоулкам большого гарнизона. Не прошло и часа, как КаМАЗ занял место на стоянке склада рядом с КрАЗом, бойцы были определены на ночлег в казарму и готовились кужину, а Стоцкий, закинув руки за голову валялся на продавленной койке в общаге. Наслаждаясь покоем он делился с соседями дорожными приключениями. Ленивая истома настолькоодолела Игоря, что пересилить ее мог только настойчивый зов голодного желудка. Мужики навязчиво предлагали расписать преферанс, однако Стоцкий храбро отверг соблазн и твердозаявил, что после ужина сразу завалится спать. Но не все сбывается, что мечтается…