Афганистан - мои слезы - [49]

Мы понимали, что должны молиться и быть верными Богу, понимать глубокую боль наших студентов, отдавать себя им, быть хорошими учителями и быть с ними очень искренними. И Бог позаботится обо всем остальном.

После этого я успокоился и перестал переживать из-за того, что они могут нас неправильно понять.

Вскоре должны были начаться занятия, и мы с Джули погрузились в подготовку уроков для начинающих и для тех, кто уже немного знал английский. Мы пытались найти хороший учебник, но, просмотрев несколько экземпляров, разочаровались. Принципы обучения языку были великолепны, но содержание противоречило афганским обычаям, да и нашим собственным убеждениям. У нас не было никакого желания учить их, как попросить погадать по руке или как купить виски.

Убедившись, что нужно составить свои собственные уроки, мы приступили к работе. Вскоре стало ясно, что этот процесс требует гораздо больше усилий, чем мы предполагали. Джули составила курс для начинающих, а я — остальные курсы. Мы построили свои уроки на принципах, найденных в учебниках, но написали собственные истории и составили разговорные ситуации, которые были бы полезны нашим студентам. Затем мы записали кассеты к каждому уроку.

Наша маленькая школа открылась в апреле 1981 года. В ней было сорок студентов, которые жаждали учиться. Нам нравилось с ними заниматься, и они прилежно готовились к занятиям. Первые уроки прошли довольно гладко, и через некоторое время мы вошли в хороший ритм работы.

Вскоре мы заметили, что наши студенты доверяют нам, как и обещал Бог. Чем больше мы узнавали их, тем больше видели, что они — чрезвычайно компетентные и способные люди. Среди наших учеников были бизнесмены, юристы, домохозяйки, доктора, служащие наряду со старшеклассниками и студентами университетов.

Многие из них приглашали нас к себе в гости отведать афганских блюд. Во время таких встреч они рассказывали нам о трагедиях, через которые им пришлось пройти: о предательствах, обвинениях, преследованиях, тюрьмах, пытках, смертных приговорах и побегах. Такие события обычно следовали за отказом сотрудничать с новой властью или менять убеждения. Поэтому они считались реакционерами — раком общества, который необходимо уничтожить.

Воистину, перед ними стоял мрачный выбор: либо подчиниться властям, либо подвергнуть свою жизнь невероятной опасности. Сотни, а может и тысячи их соотечественников были уничтожены, десятки тысяч пытались спасти свою жизнь бегством, покинув Афганистан.

Каждый из беженцев потерял дом и все что имел, но самой большой болью было то, что им пришлось покинуть свою семью и своих друзей.

Мы с Джули очень внимательно слушали их полные горя и боли рассказы. Порой нам совсем нетрудно было поставить себя на их место, потому что мы не раз ходили теми же улицами, что и они. Часто мы хорошо знали тот район, где они жили в Кабуле. Мы легко могли себе представить их дома и их жизнь до войны, которая унизила афганцев до толпы, стоящей в очереди у немецкого офиса с просьбой о помощи.

Многие люди даже не догадывались, что наши студенты — беженцы, потому что они были прилично одеты и имели за плечами хорошее образование, но тем не менее они тоже были беженцами. Они были вырваны с корнем — им приходилось справляться с умственной, физической и эмоциональной болью потерь, как и всем беженцам. Они также боролись с виной, терзая себя вопросами: «Почему я смог спастись, а мой друг или член семьи погиб?» или «Почему мне удалось бежать, когда другим — нет?».

Один из наших учеников, Надир, был бывшим студентом медицинского факультета в Кабульском университете. Вместе со своим другом Ториали он был арестован за участие в демонстрации против коммунистического режима. Их схватили и привезли в тюрьму в грузовике, пытали по одному. Сидя в одиночной камере, Надир слышал крики своего друга, доносившиеся из другого конца коридора. Его пытали электрошоком и вырывали ногти на руках и ногах.

«Прекратите!» — кричал Надир неведомым врагам.

Когда крики наконец прекратились, Надир сел на узкие твердые нары, обхватив голову обеими руками. Вдруг он вспомнил, как в детстве они вместе ходили в школу, мечтая о том, что смогут поступить в Хибибия — престижную школу для старшеклассников. Надир подтрунивал над другом: «Я ни за что не пойду учиться на медика. Это уж ты давай без меня». Но, конечно, на медицинский они поступили вместе. Они все делали вместе.

Той же ночью Ториали и еще пятерых заключенных вывели во двор, поставили у стены и расстреляли из автомата. Услышав выстрелы из своей камеры, Надир вскочил с нар. Ухватившись за решетку, он в отчаяньи кричал: «Нет! Нет!». Затем, прислонившись лбом к холодному металлу, он бессильно рыдал. В глубине души он знал, что его верный друг мертв.

Через три дня, без единой царапины и каких-либо объяснений, Надира отпустили. Невероятная вина за то, что он остался жив, жгла его совесть, как раскаленный металл.

«Почему они освободили меня? Кто мне теперь поверит, что я не сотрудничал с коммунистами и не предавал своих друзей?» — эти мысли постоянно не давали ему покоя.

Семья Надира очень волновалась за его жизнь, подозревая, что его вновь могут арестовать, как это случалось со многими. Отец убедил его бежать в Пакистан. Надир с грустью попрощался со своими родителями, тремя сестрами и их детьми. На разваливающемся автобусе он доехал до Кандагара и там скрывался у своего дяди. Затем они нашли проводника, чтобы тот провел его окружными путями через пустыню в Пакистан.