Афганистан идет за нами вслед - [17]

— Сыграйте «Мясоедовскую»…

— Да не умею я, вон Колька может, — отказывался Степанов.

Они часто брали напрокат появившийся в политотделе баян. Играли оба. По очереди. Надо же было чем-то отвести душу. Инструментом заведовал прапорщик Ласкин. Когда-то он закончил музыкальное училище и сравниться с ним в виртуозности игры было невозможно.

Так вот. Гусев просил сыграть Терентьева один раз, другой, третий… У Николая нервы были покрепче, чем у Степанова. Последний тут же поднимался и уходил. А Терентьев выдерживал с полчаса. Потом сообща выпроваживали надоевшего гостя. В следующий раз повторялась точно такая же история.

2.

Утром все было, как обычно. Правда, наконец-то появилось солнце. Оно отражалось в многочисленных луках, слепило глаза, согревало ласковыми лучами лица Медведя и Степанова, лениво и расслабленно беседовавших у клубной машины после завтрака. О мятеже думалось словно о чем-то потустороннем и нереальном. Какая погода, какая тишь!

— Деньков бы пять вот так погрело, — мечтательно вздохнул Степанов.

— Подожди, Леш, нагреемся еще, — отвечал тезка.

Вдруг в Кабуле раздался одиночный выстрел. Для друзей это было поистине громом среда ясного неба — так не вязался он с их лирическим настроением, с по-весеннему светлым и радостным утром. За первым выстрелом последовал второй, третий…

— Леш, стреляют, — кивнул Степанов в сторону Кабула.

— А, пусть себе… — махнул рукой Медведь. — Раньше повысовываются, раньше и получат свое…

Они еще минуты две вслушивались в плотную стрельбу, в которую начали вплетаться короткие автоматные очереди.

— Это уже наши, — покачал головой Медведь.

— Да, там настоящий бой. И не шуточный, — откликнулся Степанов.

Товарищи разошлись по своим рабочим местам. Не знал Алексей, что видит лучшего друга в последний раз. В это утро Медведь получит задание и уедет в Кабул вместе с прапорщиком Ласкиным и солдатами Седовым и Мартыновым. Оттуда офицер уже не вернется. Не вернется живым.

До обеда Степанов отрабатывал различные документы — мало ли их у офицера штаба… Алексей в этой организации был тем маленьким винтиком, без которого, на первый взгляд, можно и обойтись. Но выйди он из строя на время, и замедлится или разрегулируется работа какого-то узла, а это в свою очередь может прямо или косвенно сказаться на большой и четко отлаженной системе, на всем механизме. Конечно, каждый считает свое отделение или службу наиважнейшей. Ну что такое, например, штаб без разведки? А не будь оперативного отделения, кто еще спланирует, организует боевые действия?!. Артиллеристы, автобронетанковая служба, химики, тыловики, комендачи, финансисты… — в штабе у каждого свое место, свои обязанности. И от выполнения их зависит общий результат, общее дело.

В Афганистане обязанности офицеров и прапорщиков всех служб были скорректированы с доворотом к особенностям ведения боевых действий, решения специфических задач. Но работы хватало каждому. Вот Степанов и корпел над схемами, таблицами, выкладками… Даже если войска вроде ничем особым и не занимаются, в штабе всегда найдется работа. Например, в первый же месяц пребывания в Афганистане была поставлена задача произвести все расчеты, связанные с возвращением в Союз. С радостью взялись за дело. Подсчитали, сколько понадобится самолетов для переброски десантников и техники по воздуху, определили количество кораблей на каждое подразделение, каждую часть… Все предусмотрели до последней мелочи. Не учли одного — возвращение состоится только через девять лет.

После обеда Степанов прилег вздремнуть. Солнце высушило брезент. В палатке и без печки было тепло и душновато, как у входа в сауну — испарялась вода, затекавшая от непрерывных дождей. Алексей услышал во сне взволнованный голос Орловского: «Медведь убит… Ранен в ногу, истек кровью…»

Степанов начал размышлять: «Как это убит, если ранен в ногу?.. Почему истек кровью?.. Мне это снится. Не может быть. С таким здоровьем, как у Медведя, живут вечно…»

Однако раздражитель был сильным. Расслабленный во сне разум не верил в услышанное. Но что-то все-таки тяготило. Сердце словно опутала липкая паутина. Как птица, попавшая в ловушку, оно забилось часто и тревожно. Успел подумать: «Я сплю, вот сейчас открою глаза и узнаю, что это сон… Какая нелепость…»

Степанов чуть приоткрыл глаза и не поверил им: в палатку действительно заглядывал Орловский.

Дремотное оцепенение как рукой сняло.

— Что?!. - выдохнул напряженно.

— Медведь убит… Ранен в ногу, истек кровью…

— Как?.. Да мы же утром…

Вскочил на ноги. Все еще не веря, рванулся к палатке оперативного. У входа в нее столкнулся с прапорщиком Олегом Кожановым. Тот шел, как пьяный, хватаясь за кобуру пистолета:

— Лешку… Медведя… Гады!.. Всех, всех… перестреляю!

Степанов понял, что все правда. Забыв о Кожанове, — спешить уже было некуда, — тупо уставился на взлетающую с аэродрома винтокрылую машину.

— Пошли разведчики, — услышал позади голос вышедшего из палатки оперативного дежурного майора Проскурова, — разрешили применить вертолеты.

Решение пришло молниеносно:

«Только бы застать начальника штаба, только бы застать!..»

Пресняков сидел в своей палатке, склонившись над столом, и напряженно изучал какой-то документ.