Афганец - [9]

— Ты что-нибудь понял? — спросил я, повернул голову и увидел рядом с собой Оборина. Я с трудом его узнал. Лицо ротного, еще недавно такое сосредоточенное, бесстрастное, теперь выражало нескрываемую радость. Он весь подался вперед, будто собирался вот-вот вскочить на ноги и броситься в ложбину.

— Смотри! — зашептал он лежащему рядом Сафарову и протянул бинокль: — Смотри же!..

Сержант долго не отрывал бинокль от глаз, а Оборин нетерпеливо толкал его плечом.

— Ну? Ну же, Сафаров?

— Это Джамал, — наконец ответил сержант, глядя на Оборина ошарашенными глазами. — Вы видели — он укокошил главаря, старого Гафура!.. О, товарищ капитан, что они делают?

«Духи» стаскивали с себя кожаные ремни, портупеи и заталкивали вместе с оружием в щели между камнями. Банда, ни о чем не подозревая, обезоруживала себя в ста метрах от нас!

— Сафаров, спустись к радиостанции и передай Железко, что мы следим за группой Джамала. Следующий выход на связь — через двадцать минут.

Оборин тронул меня за руку.

— Спускаемся… Латкины — вести наблюдение!

Он улыбался.

— Ну, как? Впечатлило?

— Что ж, пора заявить о себе, — сказал я, с отвращением чувствуя, как от волнения дрожит и прыгает на каждом слове мой подбородок, и потянулся к автомату. «Достаточно короткой очереди в воздух, — с тоскливым равнодушием подумал я, — и они, конечно, сразу же бросятся за оружием. Одна очередь в воздух или… Или, может быть, к черту это благородство? Полоснуть из автомата по их спинам, как они по Блинову?..»

Оборин вынул из полевой сумки карту и близоруко склонился над ней.

— Главное сейчас — не спугнуть их, не обнаружить себя.

Я с недоумением уставился на него.

— Чего ты волнуешься? Бери их голыми руками, — меня раздражала его медлительность и эта непонятная предосторожность. — Ты хочешь окружить банду?

— Окружить, окружить, — бубнил под нос Оборин, водя карандашом по карте. — Будем отходить… Вот только стоит ли снова возвращаться по тропе?.. Ты не суетись, я тебе все объясню…

Но я не мог спокойно сидеть, встал и в то же мгновение встретился глазами с Киреевым. Солдат стоял, слегка пригнувшись, недалеко от меня и, не скрывая, внимательно слушал наш разговор.

— Вы что-то хотите сказать, Киреев?

Он едва заметно покачал головой и, не спуская с меня глаз, медленно поднялся к Латкиным.

— Куда ты собрался отходить, Паша? — Я осторожно потянул карту за уголок. Смысл происходящего, кажется, стал доходить до меня.

— Домой, конечно… Понимаешь, — он поднял на меня глаза, покусывая кончик карандаша, — с этим самым Джамалом, который только что убил главаря банды, я встречался полгода назад. У нас с ним был очень интересный и полезный разговор…

Оборин не успел досказать. Наверху что-то металлически звякнуло, затем раздался глухой стук, и, подняв голову, я увидел, как Сафаров метнулся на камни, прикрывая кого-то своим телом. Рядом, подтянув колени к животу, лежал Латкин и с испугом смотрел на сержанта.

Бросив сумку, Оборин в одну секунду взобрался на верх «плавника», оттащил Сафарова в сторону, и я увидел распластанного на камне Киреева и его искаженное ненавистью лицо.

— Отдай! — крикнул он, пытаясь вырвать свой автомат из рук сержанта.

— Молчи! — зашипел Оборин и несильно толкнул солдата в грудь. Но Киреев покатился по гранитной плите так, будто его сшиб автомобиль. Потом он встал на колени и, тяжело глядя на Сафарова, прохрипел:

— Ну ладно, мусорок, шестерка, встретимся на гражданке, поговорим…

Он хотел еще что-то сказать, но осекся, опустил голову на колени и тихо заплакал. Плечи его вздрагивали, и с кончика носа падали помутневшие от пыли слезинки.

Что произошло? Киреев хотел выстрелить по душманам? А Сафаров вырвал из его рук автомат?

Дурдом какой-то! Светопреставление! Разведрота не выполняет своих обязанностей!

Чувствуя, что теряю самообладание, я шагнул к Оборину и крепко сжал его руку выше локтя. С усилием я заставил себя говорить тихо:

— Вот что, Паша, спускайся-ка ты вниз. Я здесь сам разберусь, куда и кому отходить. Понял?

— Ты напрасно нервничаешь, — сказал он, освобождая руку от моей хватки. — Не вмешивайся пока в мои дела, мы же договаривались!

— Твои дела? — вспылил я. — Наслышан я про твои дела, хватит! Теперь в роте будут другие порядки… Иди вниз, Паша, по-хорошему прошу.

— Крови хочешь? Тебя еще не умыли?

— Я люблю мочить бандитов, — процедил я. — Есть у меня такой маленький бзик.

— А захлебнуться не боишься?

— Паша, по-доброму прошу, уйди с дороги!

— Хорошо, — неожиданно ответил Оборин и посмотрел на меня усталыми, холодными глазами.

Я выпрямился в полный рост, передергивая затвор автомата. Было еще не настолько темно, чтобы я промахнулся с каких-нибудь ста — ста пятидесяти метров.

Сафаров, словно мое отражение, тоже поднялся на ноги — прямо передо мной.

— Отойди, сержант, — сказал я ему, поднимая автомат.

Тот не шелохнулся.

— Отойди! — заревел я.

Оборин вдруг резко схватил рукой цевье автомата и вырвал оружие из моих рук.

— Ты арестован, — спокойно сказал он, передавая автомат Сафарову. — Я принимаю такое решение как начальник гарнизона.

Глава 5

Я сидел на земле, прислонившись спиной к теплому камню, и чувствовал тупое безразличие ко всему. Хотя я и не принял всерьез этот нелепый арест, но, как бы то ни было, вынужден был безоговорочно подчиняться Оборину. Увы, несмотря на предупреждение комбата, я все-таки не был готов к подобным фокусам.