Афган, снова Афган… - [133]

Ведомый под руку медсестрой, я спустился по лестнице вниз. Лифт почему-то не работал. На лестнице нам навстречу вели кого-то из наших бойцов. Он шел, согнувшись, прижав руки к животу. Я обратил внимание, что лицо у него какого-то неестественного, бледно-зеленого цвета. В живот, наверное, ранило. Эх, не повезло парню…

На первом этаже сестра подвела меня к какой-то двери, бренькая ключами, отперла замок и включила свет.

— Вот, посмотри, кто это, может, ты фамилию его знаешь… Нам опознать его надо…

Это была душевая. Потолок, стены, пол — все отделано желтоватым кафелем.

А на полу на брезентовых носилках лежал мертвый Толя Муранов. Один глаз у него закрыт, другой немного приоткрыт. Все лицо в засохшей крови. Коротко остриженные волосы тоже в ссохшейся крови и стояли торчком. Сложенные на груди руки в засохшей и потрескавшейся кроваво-коричневой корке.

— Ты знаешь его? — допытывалась сестра.

Знаю ли я Толю Муранова? Перехватило горло, на глаза навернулись слезы… Эх, Толик! Как же так тебя угораздило? Вот ведь верно сказано: от судьбы не уйдешь… Ведь Бояринов не допустил тебя к первой командировке! Как будто чувствовал что-то…

— Да… Это Муранов… Анатолий… из « Зенита». А сам он из Свердловска… — сказал я.

Пулеметная очередь перебила Толику оба бедра. Из кровавого месива торчали обрывки ткани, что-то белое, осколки кости, что ли.

Я попытался нагнуться, но не смог — сильно болел бок.

— Сестра! — позвал я. — Закрой ему глаза…

— Да, голубчик, сейчас закрою… Отмучился… Прими, Господи, душу раба твоего…

— Сестра, посмотри, нет ли чего у него в карманах… Бумаги… документы…

— Патроны какие-то, а так пусто все, ничего нет!

Она сняла с правой руки Толика обручальное кольцо, а с левой — дешевенькие часы в белом металлическом корпусе на черном ремешке.

— Вот, возьми. Пусть семье отдадут… А то затеряются… Все-таки память…

Я взял кольцо, вдел его в ремешок часов, ремешок застегнул, сжал в ладони и в сопровождении санитарки двинулся наверх.

Между первым и вторым этажом на лестнице столпился народ. В середине стоял тот самый парень, о котором я подумал, что у него рана в живот. Вид у него был уже более или менее нормальный. Лицо горело лихорадочным огнем. Видимо, ему вкололи целую серию антишоковых уколов. В руках он возбужденно вертел согнутый, с отколовшимися щечками рукояти пистолет Макарова.

Оказалось, что этот парень участвовал в штурме какого-то объекта в центре города. Кстати, бой там продолжался до сих пор. Так вот, он лежал в укрытии. Потом приподнялся, чтобы сделать перебежку, и вдруг ощутил сильнейший удар прямо в солнечное сплетение, упал и потерял сознание. Автоматная пуля попала ему прямо в живот, но на пути своем встретила корпус пистолета, засунутого спереди за поясной ремень.

Этот пистолет и спас ему жизнь. Пуля ударила в металл и отскочила. На корпусе пистолета осталась острая вмятина…

Тут же я услышал, что погиб Бояринов… Эх, Григорий Иванович!

Ребята перечисляли тех, кто из наших ранен, кто убит… В числе погибших назвали и мою фамилию. Кто-то подтвердил, что видел меня убитым во дворце…

— Да жив я, мужики! — сказал я.

Все обернулись и стали с интересом меня рассматривать. Вид у меня, конечно, был весьма живописный: босиком, в посеченных осколками, драных и окровавленных тренировочных штанах и в короткой больничной куртке на голое тело…

За окнами стало светлеть. Начиналось утро.

В коридоре на третьем этаже всем раненым раздавали кофе, чай, печенье… Я вспомнил, что вот уже почти сутки ничего не ел. Вообще-то есть не хотелось, а вот горячего кофе я выпил бы с удовольствием. Но кофе мне недосталось — уже кончился. Сказали, что чуть попозже принесут еще. Выяснилось, что это женщины из посольства взяли над нами опеку. Что-то там готовили, несли еду, собирали одежду…

Я добрался до своей койки, с трудом на нее взгромоздился и снова заснул. На этот раз я проспал, наверное, часа два или три. Хотелось пить. Вставать не хватало сил: болела рана в боку, левая рука, голова. Кряхтя, кое-как сполз с койки и вышел в коридор. Кофе больше не раздавали. Я пошел в туалет и долго с наслаждением пил воду из-под крана. Посмотрел на себя в зеркало: разбитое и посеченное осколками лицо распухло еще сильнее. В ушах стоял тонкий свист…

У дверей нашей палаты я увидел начальника, с которым поцапался на вилле. Он был в сопровождении двух или трех наших бойцов, стоял и с кем-то разговаривал. Я нащупал в кармане часы и обручальное кольцо Толика Муранова, подошел к командиру.

— Вот… — сказал я, протягивая ему часы и кольцо.

— Что это?

— Это вещи Муранова. Из Свердловска… — Язык еле ворочался во рту, опухшие губы почти не шевелились. — Он тут внизу лежит… на первом этаже… убитый… Надо жене переслать… Память…

Командир записал на бумажке данные Толика.

— Хорошо. Перешлем…

Под утро подкатили бронемашины наших десантников, которые пару часов тому назад приземлились в Кабульском аэропорту.

Увидев издали грязные, неухоженные БТРы с белыми тряпками на антеннах, одетых в афганскую форму людей с оружием, десантники с ходу открыли огонь на поражение из всех имеющихся у них в наличии видов оружия.