Аффект: практика судебной психолого-психиатрической экспертизы - [74]

При стационарном психолого-психиатрическом освидетельствовании в Р-й ОПБ испытуемый обнаруживал правильную ориентировку в окружающем, доступность продуктивному контакту. На запамятование обстоятельств правонарушения не ссылался, сожалел о случившемся, психотических расстройств у него не выявлялось. Экспертная комиссия пришла к выводу о вменяемости Д. как не страдающего каким-либо психическим расстройством. При психологическом обследовании данных за наличие у него физиологического аффекта выявлено не было, в момент правонарушения констатировано состояние фрустрации. В связи с сомнением суда в правильности экспертных выводов было вынесено определение о его повторном комплексном психолого-психиатрическом освидетельствовании в ГНЦ ССП им. В.П. Сербского. При настоящем обследовании было выявлено следующее.

Внутренние органы без патологии. <…> Невропатологом было дано заключение об умеренно выраженной неврологической симптоматике вследствие перенесенных травм головы. В беседе Д. держался спокойно, естественно, был простодушен, улыбчив. Задаваемые врачом вопросы выслушивал, отвечал по существу. Его речь была последовательна, эмоционально окрашена, с хорошим словарным запасом. Сведения о себе сообщал охотно, не скрывал компрометирующие его факты, не стремился представить себя с выгодной стороны, защититься. Себя характеризовал в меру общительным, обидчивым, незлопамятным. Психически больным себя не считал. Об имевших место неуставных отношениях в армии, об издевательствах, избиениях его потерпевшим говорил неохотно, подчеркивал, что никогда никому не жаловался, ибо «так принято», терпел унижения, избиения, надеялся, что выдержит, что это «явление временное».

Указывал, что потерпевший избивал его постоянно «чем попало», при этом наиболее ощутимыми были 3 травмы головы: примерно за 1,5 месяца до правонарушения – удар багром по голове, к середине июля – табуретом по голове (ударил «особенно сильно»), третий раз получил травму головы при повторных ударах палкой примерно за час до совершения убийства. Сообщал, что после перенесенных травм испытывал головную боль, ходил «как пьяный», восприятие окружающего «было нечетким», неоднократно терял сознание при физической нагрузке, стал плохо переносить жару, духоту, легко уставал, иногда плохо спал по ночам, настроение было сниженным. Признавался, что злоба к потерпевшему «понемногу накапливалась», однако о расправе с ним никогда не думал, потому что «вообще человек незлобный, мирный». Описывал плохое самочувствие перед правонарушением: неважно спал ночью, «было плохо с едой», ощущал усталость, поскольку работали долго без перерыва, на жаре. После очередного удара по голове, который воспринял как всегда, «обычно», обида была «немного больше, чем раньше», а после грубых нецензурных слов и заявления: «Иди работай!» («как бы отмахнулся от меня»), сделал 1–2 шага в сторону, затем подошел к Э., занес топор над головой («специально в голову не бил, просто она торчала из веток»). Ссылался на запамятование своих дальнейших действий, говорил, что не знает, сколько ударов нанес, «очнулся» в лесу примерно в 15–20 метрах от места убийства, подошел к Э. и «сел неподалеку», испытывал полное безразличие к окружающему. После слов сослуживцев: «Что ты наделал?», «вроде появилось чувство вины», но в большей степени оставалось безразличие, «все было как в тумане», не понимал, что произошло, окончательно пришел в себя через месяц.

Во время беседы высказывал сожаление по поводу гибели потерпевшего, заявлял, что его «преследует эта картина: голова в ранах», говорил, что с происходившим в армии «надо было что-то делать», но он «сделал не так», не мог понять, «насколько должен был наказать обидчика». Отмечал изменения в своем характере за последнее время, после происшедшего: перестал быть «маменькиным сынком», научился противостоять агрессии окружающих. Жаловался на периодическую головную боль, особенно беспокоящую при перемене погоды. К своему будущему был равнодушен: «как будет, так и смирюсь».

В отделении поведение Д. в течение всего периода пребывания на экспертизе было упорядоченным, настроение – ровным. Был общителен, вежлив, исполнителен. Беспокоился о родных, был рад получению посылки из дома, угощал всех испытуемых. Сроками и результатами экспертизы не интересовался. Каких-либо приступов с потерей сознания, продуктивной симптоматики у него не наблюдалось. Мышление было последовательным, логичным, суждения – несколько поверхностными, незрелыми. Интеллект был сохранен, эмоциональные реакции – адекватными. Критические функции нарушены не были. При экспериментально-психологическом исследовании существенных изменений со стороны памяти, мышления, внимания, умственной работоспособности не отмечалось. Уровень интеллектуального развития в целом достаточный, соответствовал полученному образованию. Выявлялись такие личностные особенности Д., как избирательная общительность, конформность установок, стремление к опосредованным формам поведения в сочетании с ранимостью, чувствительностью к средовым воздействиям, склонностью к фиксациям на негативных переживаниях с их внутренней переработкой и нежеланием делиться ими с окружающими. Комиссия пришла к заключению, что Д.