Аэроузел-2 - [5]

Шрифт
Интервал

— во-вторых, я первый раз лечу ведомым в строю после почти трёхгодичного (ещё со строевой части ВВС) перерыва в групповых полётах;

— в-третьих, это мой самый первый вылет на совершенно новом для меня типе самолёта, одноместном истребителе-бомбардировщике МиГ-27М;

— в-четвёртых, все вышеперечисленные обстоятельства, как-никак, сопряжены с реальным, пусть и всего лишь «третьей степени сложности», но испытательным заданием.

Почему-то именно этот полёт вспоминается сейчас… Быть может, из-за столь колоритного букета сопутствовавших обстоятельств… А возможно, и из-за имевшего в нём место курьёза: выполняя, кроме всего прочего, роль моего «гида» в облёте нового района, Роман после выполнения основного задания стал «водить» меня в паре по прилежащим к аэродрому зонам и по радио комментировать характерные ориентиры. Но по причине того, что на этой «точке» была принята уникально сложная система радиообмена, предусматривавшая множество переходов на различные радиоканалы, то я в какой-то момент «потерялся» на связи, прослушав очередной переход на иной канал.

И вот я лечу в составе пары, дисциплинированно «держа крыло» виражащего впереди ведущего, и с большим удивлением прослушиваю в эфире… тишину! А в это время он, на другом радиоканале, даёт подробные пояснения мишенной обстановки низлежащего полигона…

Решено!

Тот полёт и будет моей точкой отсчёта. Постараюсь попредметнее изложить всё, что волнует меня, что было до него и будет после. Не уверен, что есть смысл всегда строго следовать хронологической последовательности изложения, порой стоит руководствоваться последовательностью ассоциативной.

Буду говорить о том, что переживаю, увязывать это с уже пережитым. Временами буду мысленно возвращаться в более или менее отдалённое прошлое в той последовательности, в которой, вследствие тех или иных обстоятельств, вспыхивает моя память и незаживающие на ней раны.

Пожалуй, на данный момент такой порядок изложения импонирует мне в наибольшей степени. Попробую ему следовать.

Посмотрим, что получится…


февраль 1990 г.

ПЕРВЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ

Юрий ГАРНАЕВ:

В памяти каждого лётчика на всю жизнь остаётся незабываемая дата — день первого самостоятельного вылета. С благодарностью помнят лётчики и фамилию своего первого инструктора. Такой день запомнил и я.

17 июня 1937 года, рано утром (полёты начинались с рассветом) инструктор Малахов, сделав со мной два контрольных полёта по кругу и зарулив на линейку, вдруг расстегнул привязные ремни, выключил мотор, вылез из кабины и, стоя на крыле около меня, сказал:

— Полетишь сам — смотри у меня! — и, погрозив пальцем, спрыгнул на землю.

Одним глазом я косил, глядя на его спину, пока он, как будто равнодушно, отходил от самолёта к посадочному «Т», другим уже видел, как мои товарищи, тоже курсанты, тащат и укладывают на сиденье инструктора мешок с песком для сохранения привычной центровки. Наконец я вижу, как механик, запустив из передней кабины двигатель, соскочил на землю и, приветливо махнув мне рукой, отбежал в сторону. У правого крыла стоит мой товарищ Яша Сафронов. Он должен сопровождать меня, пока я вырулю на линию исполнительного старта. Все эти приготовления проходят как во сне.

И вот уже надо действовать самостоятельно. Не видно в передней кабине инструктора, не слышно в ушах привычного: «Выруливай, взлетай». Я вижу, как он повернулся ко мне спиной, как будто ему совершенно всё безразлично, — но мы уже изучили его хитрость: едва самолёт тронется, он тотчас же повернётся и будет внимательно за ним следить. А сейчас своим деланным равнодушием он старается вселить в меня уверенность.

Ну что же, пора действовать самому.

Я подруливаю к линии исполнительного старта и, подняв руку, прошу разрешения на взлёт. Стартёр протягивает белый флаг в направлении взлёта, что означает: «Взлёт разрешаю» — в то время самолёты ещё не были оборудованы радиостанциями. Яша Сафронов, приложив руку к шлему, дублирует разрешение на взлёт.

Я увеличиваю обороты двигателя, маленький У-2 катится по земле. Привычным движением ручки от себя я поднимаю ему хвост в линию горизонта, небольшой разбег — и самолёт в воздухе.

Я один! В передней кабине никого нет! Я один в воздухе вместе с самолётом, которым сам управляю! И это не мечта, а действительность — я, простой токарь управляю самолётом!…

17 июня 1937 г.

Александр ГАРНАЕВ:

Всё было обычным. Как и во все предыдущие дни, позавтракав ещё до восхода солнца всей эскадрильей в лётной столовой, мы построились и пошагали по пересохшей, растрескавшейся азербайджанской земле на аэродром.

То, что во время вчерашней предварительной подготовки я увидел рядом со своим позывным в плановой таблице, помимо обычных синих «яиц», обозначавших контрольные полёты с проверяющими, ещё и маленький красный кружочек — запланированный самостоятельный полёт по кругу — меня, конечно же, волновало. И сомнение: «А вдруг не смогу?» — в глубине душонки тоже копошилось. Но над ставшим столь привычным распорядком эти чувства не превалировали.

Всё было обычным…

Четыре недели назад (когда мне ещё не исполнилось и семнадцати) я впервые со своим инструктором Александром Ивановичем Рыжковым поднялся с аэродрома Сальяны на учебном реактивном L-29 в знойное небо южного Азербайджана — суровой части этого края, озаглавленной на полётных картах как «Муганское плато». Всё казалось чуждым: и безжизненный «лунный» ландшафт под крылом, и это казавшееся тогда столь непростым искусство управления летательным аппаратом… И то, что в разгар лётного дня, прикоснувшись неосторожно к разогретым на солнце металлическим частям самолёта незащищённой рукой, ты чувствовал почти ожог.


Рекомендуем почитать
Кончаловский Андрей: Голливуд не для меня

Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .


Четыре жизни. 1. Ученик

Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.


Петерс Яков Христофорович. Помощник Ф. Э. Дзержинского

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Курчатов Игорь Васильевич. Помощник Иоффе

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Гопкинс Гарри. Помощник Франклина Рузвельта

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Веселый спутник

«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.