Аэропорт - [27]

Радом просвистела шальная, похоже, мина. Медведь грохнулся в грязную лужу у опрокинутого, пробитого сотнями осколков жестяного забора. Мина шлепнулась в лужу размером побольше, метров за тридцать от той, в которой он лежал лицом вниз.

Он даже сразу не расслышал звука взрыва, словно эта лужа на секунду засосала мину в свою тонну грязи. Ну, вот на второй секунде (как растягивается военное время, пока его уже больше нет для тебя) вроде как взорвалась, подняв цунами густой грязи и опустив все это на спину офицеру.

«Теперь я со всех сторон замаскирован, как снайпер», — подумал Медведь, поднялся, подобрал автомат и продолжил путь, даже не пытаясь стряхнуть грязь ни с себя, ни с оружия.

В эту минуту он вдруг попал в зону действия сети и услышал сигнал прибывшего сообщения.

«Ты не забыл, сегодня Д. Р. у Сашеньки? Мы тебя любим и ждем», — написала жена.

Его младшему из троих сыновей (после войны он пообещал ей девочку) исполнилось три года. Тот еще толком не говорил, но уже рисовал танки и самолеты. И папу с ружьем.

«Б...дь!!!! Как я мог забыть?!» — Медведь сразу попытался набрать Настю, но зона исчезла. Тогда он набрал и отправил сообщение: «Поздравляю, целую, люблю. Скоро приеду». Смс уйдет само, когда снова появится призрачная зона.

Последний раз они виделись около месяца назад, дома, в Харькове, первый раз с конца августа, когда он вышел из окружения и батальон формировали практически заново. Пятьдесят шесть убитых, почти все раненые из двухсот человек, что были в аду под Иловайском. Тогда Медведь провел целых три дня дома, а вот в «крайний», как тут все говорили, а не последний, раз успел домой только на ночь, когда его послали за двумя новыми БМП-2. Пять часов он был с ней и со спящими мальчишками. Когда утром уезжал, не стали их будить. Настя плакала так, что и без детей слез хватило.

Здоровенный мужик, весь в липкой, медленно стекающей грязи, словно замерев, стоял посреди разрушенного села, посреди бесконечной войны. Плечи у него опустились, голова поникла, сам он весь как‑то сжался.

Никто не видел его слез. Рядом никого не было. И даже если бы были, не заметили бы. Из‑за грязи...

Ровно в пять утра бронеколонна выдвинулась к КАПу. Первым пустили «бэтер», на нем и поехал Медведь. Вторым шла МТЛБ, замыкал колонну БМП. Медведь был в головной машине — так мобильней и надежней управлять. Все три машины были под завязку загружены БК, едой, водой, шмотками, медикаментами.

В «мотолыге» вместо двенадцати человек было четверо, в «бэтере» — двое, Медведь и механ Вася, тот, что накануне за всех принял решение ехать. В «бэхе» четверо. Из башни нужно было забрать человек двадцать, если, дай Бог, еще живы. Судя по канонаде и радиообмену, бой там продолжался с самого вечера, ночь напролет.

Только въехали на взлетку возле башни, первые две машины проскочили, а БМП зажгли. Долбанули из гранатомета прямой наводкой в топливный, из засады. Видимо, ждали. Разведчик Ждан на ходу открыл задний люк «мотолыги». Из БМП никто не выбрался. Машина уже горела как факел. Не сбавляя ходу, поехали дальше.

Подъехали к башне, «пришкерились» с северной стороны, чтобы сократить сектор обстрела. Оставшиеся в живых защитники уже сидели и лежали внизу, среди руин рухнувших этажей. Мертвые и живые. Живые, кто мог, отстреливались наугад, на вспышку, мертвые терпеливо ждали.

Раненых человек восемь. Шестеро на ногах. За командира — старший сержант с позывным «Налим». Минут пять размещали раненых, пока те, что на ногах, вели бой. Стали засовывать в «мотолыгу» семь мешков с трупами.

В глухой темноте промозглого утра, посреди слепого стрелкового боя, распределились по машинам, как могли. Трехсотых прибавилось. Двухсотых вроде нет. К Медведю в «бэтер» влезли легендарный корректировщик и пулеметчик Феличита, который не покидал башню с октября, целехонький, и еще пятеро с ним, все на ногах.

Неожиданно пришлось задержаться. Не все уместились в «мотолыгу», как ни прессуй.

— Все, двухсотых оставляем, б...дь! — крикнул Налим.

— Едем все! — ответил рыком Медведь. — Так, б...дь, веселее! Вяжите мешки с двухсотыми на броню, на рамы! Бегом, б...дь!

И только когда, матерясь и отстреливаясь, перекантовали трупы на рамы, машины двинулись дальше.

На подъезде к пожарке оказалось, что разведка ошибалась. Из пожарки их здорово причесали ДШК и, похоже, «Утес». Ну, и пару гранат до кучи, из РПГ. Мимо в этот раз.

Медведь принял решение в самоубийственный бой не вступать, а обходить пожарку на скорости через насыпь. Вася «фиксанул» под обстрелом, слишком задрал на подъеме скорость. БТР занесло, и машина перевернулась на спину, напоминая огромного железного жука с вращающимися, как беспомощные лапки, колесами. «Мотолыга» пошла дальше без остановки. Замес был крутой. Трупы на броне постепенно превращались в решето.

Медведь открыл люк и тут же увидел — со стороны пожарки летит «светлячок». Прямо к ним. Водила не выключил свет внутри. Открытый люк выдал их в темноте.

Вспышка, удар. Медведь закрыл руками лицо, открыт глаза и увидел, что горит. Попытался сбить пламя. Вывалился из люка, лицом в свежевыпавший снег. Снег зашипел. Медведь не чувствовал лица.