Адъютант генерала Май-Маевского - [54]
— Что вы делаете? Вы нас, действительно, принимаете за бандитов! Кому принадлежат эти часы?
Управляющий пролепетал:
— Часы мои.
— Так возьмите их обратно. Откройте кассу, я вам говорю!
Управляющий подошел к несгораемой кассе, но от страха ключ долго не попадал в замочную скважину. Мы терпеливо ждали. В кассе оказался один миллион врангелевских денег. Деньги предназначались для отправки Юсупову.
Управляющий заодно предложил осмотреть его комнаты. Он серьезно думал, что мы возьмем его «барахло». Я повторил, что мы возьмем только необходимое, что принадлежит трудовому народу. Управляющий, наконец, поверил нам и очень обрадовался. Он раскопал нам на чердаке шесть штук хороших седел военного образца. Помимо денег и седел, мы взяли восемнадцать пудов сливочного масла, до двадцати ведер сметаны и девять лошадей. Расписку по всей форме, за полковой печатью, посоветовали переслать, как оправдательный документ, в Италию, Юсупову.
Растроганный управляющий не мог выразить словами благодарность за наше отношение. Он прямо поражался такой постановкой дела. Долго стоял на крыльце дома и махал платком, прощаясь с неожиданными гостями.
Военком конного полка Григорьев решил преподнести «подарок» советской власти — взять Гурзуф. Не сообщая об этом командующему армией, военком привел полк к Красному Камню.
Осматривая местность и разрабатывая план захвата Гурзуфа, полк заметил на Ялтинской Яйле движение пехоты и кавалерии. Григорьев ждал меня с полком по этой дороге, но конная разведка ввела его в заблужение. У меня перед выступлением в поход не было ни одного всадника.
Рассудив, что несвоевременно вступать в бой с белыми, военком снялся и с горечью донес Мокроусову о своем неудавшемся плане и о встрече с противником. Командующий от души хохотал над моим и григорьевским донесениями. Вот уже воистину «своя своих не познаша»!
Отдохнув несколько дней в лагере, мой полк двинулся в деревню Аратук, в девяти верстах от Симферополя. Мне дано было секретное поручение очистить ближние деревни от банд. Партизаны сосредоточенно всматривались в лица комсостава, как бы стараясь разгадать, куда их ведут. Некоторые, смеясь, спрашивали: «Наступать будем на Симферополь, что ли?» — «Еще не время с нашими силами наступать на такие города, как Симферополь», — также смеясь, отвечал идущий рядом со мной Александр Иванов. Военком Африканец шутил всю дорогу: «Подождите немного. Скоро займем Симферополь!» Африканец служил в русском корпусе, переброшенном во Францию. За агитацию в войсках был сослан в Африку, где пробыл два года, из них один год в одиночном заключении. Его уважали все партизаны.
В Аратуке мы обезоружили стражников и часовых.
В это время из города прибыли т. Дутов и три офицера: полковник Шулькевич, есаул Сычев и капитан Осипов. Офицеры бежали с гауптвахты, куда их засадили за разные преступления: Сычев убил в Ялте жену и ее любовника, Шулькевич сидел за агитацию в пользу красных, Осипов — также за пропаганду. Возврата в ряды белых офицерам не было. Есаула Сычева я знал по Харькову. Он являлся главным представителем по отправке и продаже на Кубань эшелонов с сахаром. Участник первого похода Корнилова, боевой офицер генерала Шкуро, Сычев имел георгиевский крест за империалистическую войну, был ранен девять раз. Сычев абсолютно не интересовался политикой; он просто любил войну, как любят основную свою профессию.
— Здорово, Сычев, каким образом попал к нам, рассказывай,— обратился я к есаулу.
Офицер чистосердечно рассказал свои похождения.
— Для меня не существует никаких партий, — закончил он: — вся моя жизнь — война, сопряженная со множеством приключений. В них я нахожу суть жизни.
— Но, подумай хорошенько, закончится война, будет мирная обстановка. Что же ты тогда будешь делать?
Сычев, не задумываясь, твердо заметил:
— Красные победят, я в этом уверен. Когда будет не с кем воевать, то поеду в Персию или в Америку. Буду драться против индейцев, арабов и негров, или за них. Для меня безразлично, с кем бы ни воевать. А теперь ты мне дай небольшой отряд, и я покажу тебе свою работу.
— Нет, Сычев, я тебе охотно верю, что ты будешь полезен для повстанческой армии, но не могу тебя назначить хотя бы командиром роты. Лучше пошлю тебя к товарищу Мокроусову, — он вас всех использует.
Сычев перебил:
— Нет, товарищ Макаров, лучше расстреляй меня здесь! Зачем ты меня будешь посылать? Лишь для формальности!
С большим трудом Сычев согласился передать Мокроусову мое письмо. Я давал о Сычеве характеристику, как о крупном спекулянте по продаже сахара для составления капитала генералу Шкуро. Указал, что он очень храбрый офицер, хороший спец, что его можно использовать.
Характерен разговор Сычева с Мокроусовым о военных действиях под Батайской (станица вблизи Ростова).
Сычев напоминал командующему:
— Помнишь, как твои матросы бегали по камышам, это я их гонял; и жара им тогда была!
— А как мы вас разбили, ты забыл? — спрашивал Мо- кроусов.
— Помню, помню, нам тоже доставалось от тебя. Тебя все знали и боялись. Я даже не хотел к тебе итти. Думаю, «шлепнешь» за прошлое. Но теперь я убедился, какой ты человек. Дай мне приказ! Любую задачу выполню!
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.